Старая черно-зеленая ручка прижимала меня к поверхности стола и не давала двинуть рукой. У меня текли слезы, книги продолжали раскрываться и исчезать в лужах на полу, а собравшаяся вода, темная от букв, протекала сквозь швы между досками паркета, сложенными елочкой. «Подпишите внизу, где звездочка», – услышала я голос директора. Он стоял у стола и смотрел на меня. Протянул руку, пальцем показал на место, где нужно было подписаться, и улыбнулся. «Я не могу двинуть рукой», – сказала я. «Здесь», – повторил директор, начиная сердиться, что я не исполняю его повеления. «Не могу двинуть рукой», – крикнула я. Директор указывал пальцем на звездочку и черту, которая ожидала моей подписи, и улыбался. Он стоял передо мной, высокий, с прядью сальных седых волос на лбу. Снова произнес: «Здесь», – и начал громко смеяться. Я с удивлением наблюдала за ним. Он смеялся все громче, и его лицо кривилось все сильнее. Это длилось невыносимо долго, невыносимо долго. Когда директор успокоился и прекратил смеяться, я заметила, что у него заячья губа. Я присмотрелась получше. Да, усов больше не было, а заячья губа оказалась главной особенностью его лица. Я смотрела на него не мигая, смотрела и не могла отвести взгляд. Из головы директора, из его темени начали показываться покрытые шерстью заячьи уши. Уши росли, а он словно не чувствовал этого. «Здесь», – проговорил директор, шевеля расщепленной верхней губой, которая и при сомкнутом рте открывала сероватый налет на языке. «Здесь», – показал он на бумагу, лежавшую передо мной, а я упорно смотрела на уши, которые выросли уже сантиметров на сорок. Достигнув длины в полметра, уши стали клониться назад и повлекли за собой все тело директора. Он с глухим ударом упал на мокрый паркет. От звука удара я вздрогнула. Я сидела, вжавшись в спинку кресла, и не могла согнуть шею. Открыв глаза, я попыталась вернуться в реальность. У меня кружилась голова, перед глазами стояла пелена. Я смотрела, как уходит пленка сна и делается все ярче картина реальности. Однако, хотя я теперь ясно видела полки и ровно, как в аптеке, расставленные коробки, передо мной по-прежнему стоял директор. Что это на сей раз такое? – подумалось мне. Удалось ли проснуться? Я смотрела на него. Директор стоял и посмеивался, подрагивали его усы. Я отвела взгляд, желая проверить, будет ли он на месте, когда я снова посмотрю в его сторону. Не получилось: директор не исчез. Он возвышался надо мной и ждал, пока я приду в себя. Я закрыла и заново открыла глаза. Теперь рядом с директором стояла большая бурая собака.
– Сегодня утром у нас были проблемы с грабителями, – наконец заговорил директор, и кончики его усов заходили ходуном. – Нам удалось поймать двоих, сейчас их допрашивают. К сожалению, еще двое скрываются в Институте. Мы закрыли все выходы, идет розыскная операция, однако пока результата нет. Вот Дино, он будет вас охранять. Он спокойный, отлично выдрессирован – вам не нужно бояться. Можете продолжать работать, а он постоит в углу.
Я ничего не сказала. Директор ушел, а собака вальяжным шагом дошла до самого угла зала и там села, не сводя с меня глаз.
Мы сидели друг напротив друга, не отводя взгляда. Мне было неловко: я больше не была одна. Хотя Дино в самом деле был спокоен, чувствовалось присутствие другого живого существа, а это для меня не было приятным ощущением. Он нарушает мою свободу, – думала я и следила за ним, надеясь, что мой пристальный взгляд заставит его уйти куда-нибудь, откуда он не будет меня так хорошо видеть. Но нет, Дино сидел как вкопанный и, кажется, даже не дышал. Моргают ли собаки? – задалась я вопросом. Этот пес не моргал.
Заслышался звук сигнала. Дверь открылась, и я пошла к выходу. Дино не повел глазами, не пошевелил ни единой мышцей. Я пыталась позвать его и показать ему, что нужно выйти из помещения, – он не реагировал. Меня удивило, что даже такой раздражающий звук не испугал его. Может быть, он глухой. Я вышла, и дверь закрылась за мной.