Хозяин всего нашего

Я вышла в ночь. Неужели я настолько задержалась? Вся дорога до остановки выглядела в темноте куда лучше, чем когда ее освещало солнце. Приобретала мистический колорит. Небо было ясное, но месяц и звезды еще не показались. В чистом воздухе разливался синий оттенок, стена выглядела по-дружески, словно внушала уверенность, предлагала свою защиту.

– Ах, киса, ох… смотри, киса, что я тебе дам… Подойди-ка на минутку, смотри, как хорошо… – Я прошла мимо человека со спущенными штанами, почти соприкоснувшись с ним. Он вздыхал все громче. Его тяжелое ускоренное дыхание летело за мной. Он звал, стонал. Это невозможно было больше слушать. Я быстро развернулась, взяла палку, которая лежала рядом с дорожкой, и двинулась к нему. Маньяк не заметил меня, он был занят своим нехорошим делом. Как только у него ничего не отвалится от такого частого употребления? Я подошла к нему на полметра, и только тогда он обратил на меня внимание. Слегка испугался, но ненадолго. По его лицу пробежала улыбка. Он продолжал орудовать рукой.

– Вот же ты, киса, нравится тебе эта штучка… ну-ка, давай, ох… тебе рассказала подружка, как хорошо?..

Когда он увидел, что я несу с собой палку, то замер. Из кармана я достала скомканный пакет и двинулась к нему.

– Раздевайся, скотина, все с себя снимай и клади сюда, – протянула я ему пакет.

Маньяк опустил руки, сделал шаг назад, в потрясении глядя на меня.

– Ты вообще нормальная, дура?..

– Раздевайся! – закричала я. – Все снимай! – Я толкнула его, и он упал. Начал отползать назад, все время что-то бормоча.

– Все с себя снимай! – кричала я, пока он отступал на четвереньках. Я поймала его за штанину и стала тянуть.

– Иди прочь, дура, спасите, спасите!

– Ну же, раздевайся! – кричала я ему в лицо. Замахнулась палкой, он взвизгнул, а я ударила его по ногам.

– Я тебя найду и изнасилую, – угрожал он сквозь плач, снимая штаны.

– Все! Свитер, майку, трусы… Все, скотина ты эдакая!

– В милицию пойду, а потом найду тебя и изнасилую.

– Я сама пойду в милицию и изнасилую и тебя, и всех, кого там застану… Раздевайся!

Сняв штаны, маньяк развернулся и побежал. Я погналась за ним и снова, на этот раз сильнее, ударила его по голым ногам, так что он снова упал.

Он снял с себя все, положил вещи в пакет и остался голым белеть в холодной темно-синей ночи. Его немощная игрушка теперь раскачивалась и вихлялась, пока он подскакивал от холода и бессилия, – маленькая, хрупкая и равнодушная.

– Положи пакет на землю.

Положил. Я взяла пакет, прицепила к кончику ветки и катапультировала через стену.

– Дура ненормальная, дура ненормальная… – повторял он, оставаясь, пока я уходила к остановке.

Вечер пах дымом. Ночью будут заморозки, – подумала я и глубоко вдохнула. «Вы попали домой?» – вопрос, который задал мне директор, не шел у меня из головы. Где мой дом? Квартира, в которой я живу? Я шла и время от времени смотрела в небо. Там, в квартире, меня ничто не ждет: смятая постель, часы, тиканьем отмеряющие время, глаз камеры из квартиры по ту сторону, шланг, раскачивающийся на ветру, мусоровоз, сосед с его телевизором.

Я стояла под потрепанным пластиковым навесом. Завернулась в шарф, втянула руки в рукава, опустила края шерстяной шапки на уши. В ночи я видела рядом с собой совсем новые предметы. Пейзаж разделял массивный подъемный кран. Он поворачивался медленно, неспешно. От него доносился скрип: кран скрежетал, мучительно поворачиваясь. Город разрастается, вскоре этот край займут новостройки, дома культуры, рестораны, поликлиника, почта… Исчезнут поля, построится торговый центр. Что же тогда будет с Институтом? Поодаль стояли вагоны. С редких фонарных столбов у остановки на улицу лился слабый свет, как будто их задачей было осветить только воздух вокруг себя. Раньше я не видела здесь железнодорожных рельсов. Рельсы исчезали в грязи с правой стороны, а с левой резко прерывались. Вагоны были в беспорядке: некоторые стояли на рельсах, по которым их пригнали, а некоторые лежали рядом, на голой земле, лишь местами покрытой пожухшей травой и кустарником. Совсем ржавые, с большими красноватыми пятнами, – их краснота оживляла тон холодной ночи. Вагоны были похожи на те, в которых в кино перевозили нежелательных людей в лагеря. Теперь в них кто-то живет. Виднеется тонкий дымок. Вероятно, готовят ужин. Один человек перешел по короткой дорожке между первым вагоном и странным прямоугольным объектом метрах в десяти. Постоял минуту-другую и возвратился в убежище. Может быть, он ходил за водой к колонке, которая когда-то поила проезжающих. Рядом со мной встал ребенок, мальчик. Потянул меня за куртку.

– Хочешь, я продам тебе это, – показал он мне пакет, в котором копошился заяц.

– Нет, спасибо тебе, заяц мне не нужен.

– Дай сигарету.

– Зачем тебе сигарета?

– Покурить.

– Сколько тебе лет?

– Летом будет семь.

– И ты куришь?

– Еще с тех пор, когда был маленький, вот такой… – показал мальчик свободной рукой на уровне пояса.

– У меня нет сигарет.