Я встала чуть более отдохнувшей, чем после предыдущей ночи. Капал мелкий дождик. Я умылась, поджарила хлеб, намазала его маслом и положила сверху кусочек сыра. У соседа все еще спорили. Не знаю, как им не надоест. Я пыталась расслышать, в чем дело, но мне не удалось: только громко выговариваемые слоги, которые я не могла сложить в слова. Звучало так, будто ругаются на болгарском или еще на каком-нибудь, неродственном языке: румынском или турецком. Из-за стены с другой стороны доносились звуки утренней телепередачи. Я оделась и взяла сумку. Бросила беглый взгляд на разложенную кровать. Сейчас она кажется такой ласковой, миролюбивой, обещает отдых… А вечером превращается в китайскую камеру пыток, салон для издевательств моего подсознания. Я вышла из дома раньше, чем обычно. Пройду пешком несколько остановок, – подумала я и взяла зонтик.
Мой путь лежал мимо трамвайной остановки. Она была пуста. Нет тех, кто населил мою жизнь: они еще сидят по квартирам, просыпаются. Стук дождевых капель по туго натянутой ткани зонта усыпляет. Сейчас я могла бы погрузиться в двухцветный плед для послеполуденного отдыха, в теплый домашний халат, опустить голову на подлокотник дивана или мохнатую подушку и заснуть. Я чувствовала: это был бы настоящий отдых, без тяжелых снов, легкий и приятный, как облако.
Скрежет тормозов вернул меня на улицу. Человек вышел из машины и кричал на меня. Да успокойся, все живы… я просто задумалась, не кричи, – подумала я, а сама задрожала от страха. Соберись, – сказала я себе, – не спи, присутствуй. Смотри на улицу. Вот лужа. По ней прыгают капли дождя, который уже постепенно сходит на нет. Концентрические круги разбивают картину города, отражающуюся в воде. В витринах виднеются красные платья. Я читала, что женщины в красном выглядят привлекательнее. Мне они кажутся мишенями. Я поняла: может быть, в этом и есть штука. Я не могла бы надеть красное платье. В нем мне терло бы и чесалось со всех сторон.
Зазвонил телефон.
– Почему ты не отвечаешь на звонки? Я вчера весь день звонил.
– Я вышла, уже на улице.
– Это не ответ на мой вопрос. Что ты там делаешь так рано?
– Гуляю. А ты что делаешь так рано?
– Не могу уснуть.
– Слушай дождь.
– Не помогает.
– Оставь меня.
– Эй, не избегай меня, не уходи от меня…
Я сбросила вызов. Ухожу от себя, – подумала я и сложила зонтик. Я дошла до устья Неманиной улицы. Вошла в красный автобус, что словно вез на Луну, и села на свое место. На сиденье напротив сел высокий парень в черной шапке, надвинутой на самые брови. Рябоватое лицо, но красивый: тонкий нос и бледные губы правильной формы, черные глаза. Он листал что-то в телефоне, который время от времени издавал высокий звук. Мы ехали в полутора метрах друг от друга. Я вышла, он поехал дальше.
Я подошла к Институту. Каждый раз, когда я подходила к нему, во мне появлялось одно и то же ощущение, то самое, которое я испытывала, глядя на картины де Кирико. Весь вид здания был де-кириковский. Здание молчало. Снаружи и внутри. Даже сигнал открывающейся двери не нарушало молчания, которое неизгладимым впечатлением врезалось в меня.
Уборщица делала вид, что в здание входит призрак, не желая обращать на меня внимание. Она открыла мне дверь, отвернувшись в сторону, сердитая, оттого что не прочитала газету. Мне это казалось очень смешным.
– Добрый день, – я была любезна. Уборщица заперла дверь и исчезла в коридоре.