Невероятно, – подумала я и ощутила боль в шее. Да, я заснула. Без семи пять. Постепенно я приходила в себя. Кампари сделал свою работу: я все-таки поспала. Я встала, дошла до кухни и взяла бутылку кампари с собой в кровать. Выпила десять глотков, опустила бутылку на пол и принялась ждать, пока засну. Заснуть не удалось, только вместе с шеей заболела еще и голова.
Так, так, так, так, так, – ударяло мне в израненную нервную систему. Не буду больше пить.
Без двадцати шесть. Я поднялась, сбросила с себя одеяло и осталась так сидеть минут десять. Мне было одновременно жарко и холодно, в голове бушевал пожар. Не буду больше пить! – повторила я несколько раз. Обхватила голову ладонями – чтобы ее, скажем, утешить, или чтобы ощупать и убедиться, что она сохранила прежнюю форму и размер. Заглянула в телефон. Семнадцать сообщений. Вернись. Я люблю тебя. Я сделаю все. Ты груба со мной. Ты любишь меня. Я обожаю тебя. Я идиот. Не могу… Ненавижу тебя. Люблю тебя…
В чем секрет немногословных предложений? – подумала я. Меня впечатлила неизобретательность изъяснений любви. Затем меня еще сильнее впечатлило то, что они, по существу, содержат все, что должны были бы содержать. Из этих сто раз высказанных фраз, использованных столько раз, что они теряли всякое значение, можно получить всю необходимую информацию. Их смысл опустошен от употребления, изношен, а все-таки они нас греют или возмущают… Мы наполняем их, мы их и опустошаем. Я умылась, правой рукой открыла шкаф, левой рукой взяла кофейную чашечку, правой рукой налила воду, перелила ее из чашечки в турку на плите, включила плиту и открыла кухонное окно. От холодного воздуха головная боль прошла. Воздух сек мне лицо тонкими холодными, словно бритвы, волнами ветра. Небо поблескивало: пролетал редкий снег. Снежинки светились, взмывали и стремительно падали. Они сияли желтым, словно золото, отблеском, синим и лиловым… Утро прекрасно, – улыбнулась я. Попила кофе, намазала маслом ломоть поджаренного хлеба и не спеша жевала свой завтрак, все время перед открытым окном глядя, как поблескивает снег, и дрожа от холода.
Я оделась, взяла телефон, удалила все сообщения и погрузилась в прохладный белый день. Тонкий нехоженый слой снега таял и исчезал под каждым моим шагом. Я шла по улице, глубоко дыша. Когда я дошла до остановки, у навеса стояла только одна девушка. Она втянула шею в воротник пальто и красный шарф, склонила голову. Мне понравилось, как красный швет ее шарфа добавляет живости общей картине. Сине-серое небо, снег под ногами, рельсы, которые справа и слева идут до линии горизонта, фасады, на которых от влажного воздуха или снега образовались огромные пятна высотой по два этажа, грязные машины и ярко-красный шарф. Девушка подняла подбородок из шарфа и открыла лицо. На ней был толстый слой пудры, намного темнее собственного цвета кожи. Обращали на себя внимание синеватые тени вокруг глаз и заячья губа. Шрам над верхней губой так удивил меня, что я непристойно засмотрелась на него – в упор, без намерения и осознания того, что делаю. Лицо девушки, эстетическая ошибка, ошибка формы на нем не пробудили во мне никаких чувств, мне не было жаль – я испытывала только удивление. Словно в мае пошел снег. Удивление. Когда вещи не занимают свое место, не выглядят так, как мы этого ожидаем, не имеют обычного размера или цвета, когда они выпадают из системы, мы удивляемся. Такие явления напоминают нам, что все может быть иначе. Я вспомнила книги в библиотеке. Эти книги – не книги. Это системная ошибка. У всего есть свое имя. Если между двумя сторонами картонной обложки нет заполненных страниц, тогда это не книга. А что же? Не знаю… Для этого не существует имени. Ложная книга, может быть. Это заячья губа, не просто губа. Девушка повернулась ко мне спиной. Я и не заметила, что на остановке прибавилось народа. В основном знакомые лица. Девушка, которая ела выпечку, сегодня утром без остановки разговаривала по телефону. В руке у нее снова был пакет – полагаю, полный слоеных квадратиков. Она перекладывала пакет из руки в руку и то же самое делала с телефоном. Томилась на высоких каблуках, перенося тяжесть то на одну, то на другую ногу, что, вероятно, сопровождало развитие разговора.
Снег перестал падать, а шум машин усилился.
Трамвай, потом автобус. Я сошла по четырем ступенькам красного автобуса и двинулась по дорожке к Институту. Зазвонил телефон.
– Почему ты не отвечаешь на мои сообщения?
– Мне нечего тебе сказать.
– Ты грубо себя вела, кричала на меня. Я хочу, чтобы ты извинилась.
– Извини.
– Я не принимаю извинение. Ты должна искренно это прочувствовать.
– Тогда ничего.
– Что ты чувствуешь? Разве тебе не жаль?
– Я ничего не чувствую.
– Ты разговариваешь со мной, будто я доставил тебе неприятности.
– Так и есть.
– Это не так, ты из меня сделала несчастного, который умоляет.
Я сбросила звонок.
Существует бесчисленное множество приложений для телефонов, но ни одно не позволяет нам быстро узнать самое важное: что кроется за кожей, костями, броней головы, рук, ног и туловища.