Хранитель детских и собачьих душ

Такое равнодушие обрадовало девочку, так что она даже хлопнула в ладоши в ответ на свои мысли. Зомби, выбравшийся из могилы и сидевший на корточках, согнувшись по-обезьяньи, зыркнул на нее огромными глазищами, лишенными век. Нос его и верхняя губа от долгого пребывания под землей совсем разрушились, и желтоватые крупные зубы торчали напоказ. Из-за отсутствия носа он был до смешного похож на японскую собачку покойной миссис Блэквилл, тоже глазастую и плосконосую; собачка, впрочем, тоже давно сдохла.

– Чего расселся? – прикрикнула на мертвеца Бекки. – Шевелись-поторапливайся! Для тебя готова работенка!

Она прошла мимо безмолвного создания и стала живо спускаться с другой стороны холма. Зомби последовал за ней. Движения его были порывисты, неуклюжи, ноги скрипели при ходьбе, как несмазанные дверные петли. Он не почувствовал, что песок круто уходит вниз, и кувыркнулся вперед головой. Бекки вздрогнула, когда мимо нее пронеслось темное неуклюжее тело, разбрасывая во все стороны песок и взбрыкивая конечностями, чтобы замедлить падение. Зрелище предстало таким комичным, что Бекки не удержалась и прыснула. Черный костюм и белая рубаха под ним, а также крапчатый шейный платок (мистер Лаки при жизни, видать, слыл заправским щеголем) были изъедены сыростью и кое-где поползли прорехами, зато кожаные сапоги выглядят почти как новые, лишь ссохлись немного и стали плоскими в носах. Бекки представила, что за боль чувствуют ноги в такой ссохшейся обуви, – но вспомнила, что он же мертв и не чувствует никакой боли, хотя бы ему и вовсе ноги оторвали! Она поморщилась – дурацкие, детские мысли.

Мистер Мешок Костей уже поднялся на ноги и ждал ее внизу. На всякий случай, чтобы ее не заметили, она повела своего раба через болотистую канаву, сквозь камыши, рассчитывая подойти к господскому дому как можно ближе, чтобы проскользнуть незамеченной. Конечно, все ушли на праздник, но могли остаться двое-трое бездельников, по поручению стариков, на всякий случай, – вдруг заедут незваные гости.

То, что хозяева не вернутся как минимум до завтрашнего полудня, было только на руку Бекки. Оживленный ею мертвец был послушен, как собака, он брел сзади, похрюкивая, словно боров, а может быть, не он хрюкал, а чвакала вода в его сапогах или же звуки рождались в прорехах его гнилого туловища. Камыш шуршал и ломался под руками Бекки, бредущей почти по горло в зеленоватой воде, впереди взлетали мелкие пичуги, жабы громко выражали свое возмущение, а один раз водяная змея, здоровенная, футов десяти длиной, скользнула у самого носа девчонки. Продвигаться вперед было нелегко не столько из-за камышей, сколько из-за вязкой, отвратительно густой тины, предательски охватывающей ступни ног. Бекки совсем выбилась из сил и шла, закусив губу, из одной только злости: увидят! они все увидят! Дом Блэквиллов не отличался большой высотой, и Бекки скорее угадала его присутствие, чем увидела – густые камыши закрывали весь обзор.

Двинувшись в сторону дома, Бекки сперва не поняла, куда именно она вышла, но вскоре догадалась и возликовала: вот удача! Это была старая деревянная галерея, пристройка, затеянная из прихоти покойной госпожи, давно уже пустующая и заброшенная. Сам дом Блэквиллов представлял собой часть дуги, словно часть подковы, а старые здания, соединенные поверху галереей, – другую часть подковы. В юности молодая хозяйка любила гулять по галерее, где на стенах развешены были различные вышитые бисером ткани, куклы и пучки растений. Бабушка Вивиана рассказывала внучке, что в одном из зданий мисс Шалунья (как называл ее счастливый новобрачный, а затем – конечно, между собой – и все прочие обитатели поместья) устроила мастерскую, где занималась скульптурой и лепила из глины диковинные фигуры, в другом велела натянуть на разной высоте широкие, похожие на рыболовные, сети и прыгала, словно цирковая артистка, заливаясь смехом. В самом большом здании, крытом стеклянной (вот умора!) крышей из множества кусочков, точно в гигантском парнике, затевались чудные заграничные игры, и Вивиана подсматривала, как миссис бьет длинной палкой с молоточком на конце по крохотному мячику, и мяч катится, минуя всякие воротца и холмики с флажками.

Был еще один дом в старом крыле – дом призраков. Дом был превращен в лабиринт многочисленными деревянными перегородками, и холщовые разноцветные шпалеры, завешивающие эти перегородки, создавали жуткие звуки при малейшем дуновении ветра. Словом, будто для маленькой девочки созданы были всяческие развлечения. Но вскоре после рождения дочери молодая госпожа стала к ним охладевать, а потом и вовсе забросила: проемы, соединяющие дом со зданиями-игрушками, были заколочены досками, а ветер, дождь и древесные жуки оказались единственными их посетителями.