Хранитель детских и собачьих душ

Через несколько минут в коровник вошли девушки. Не найдя подруги, они стали ее бранить последними словами. Отведя душу, принялись за работу. Каждая надоила по два ведра молока. Наполнив ведра, девушки понесли их на кухню. Там распределялись продукты, там происходил учет и решалось, что и куда должно пойти. Хотя мертвая Вивиана еще не была похоронена, а лежала в темной кладовой, накрытая старой скатертью и охапками травы от насекомых, – не до нее было сейчас, на кухне вовсю распоряжалась ее младшая сестра, такая же непреклонная, желчная особа. Скорбь по сестре не мешала ей радоваться новому месту – теперь она главная на кухне, она – хозяйка! Она-то и отдала распоряжение подоить коров, а позже – задать им корма.

Нагруженные ведрами, девушки ступали медленно, хотя их походка ничуть не потеряла грациозности. Вернон поднял ведро на плечо и двинулся следом, – расстояние между ними составляло не более пятидесяти футов, но девушки, увлеченные болтовней, не слышали ничего. В камышах, скрипуче-шелестящих, стоял тот неотвратимый запах тины, который бывает весьма навязчивым для людей с хорошо развитым обонянием; если комочки гнилой жидкости случайно попадают на одежду, то след запаха остается надолго даже после стирки. Молоко плескалось при каждом шаге, и брызги орошали зелень листьев и бурую ржавь мертвеца; многочисленные мошки, привлеченные сладким запахом, отважно ныряли в ведро – скоро черная пленка покрыла млечную поверхность, да так густо, что могло показаться – в ведре находится что-то роящееся, безумное, беспокойное. Словно муравейник. Будто воплощение жизни вообще – нелепое, суетное, блестящее кипение. Птицы с завистью посматривали на этот движущийся буфет, но не решались претендовать на чужую добычу.

Малыш, утомленный зноем, а больше – собственными воплями, крепко спал. Вернон разбудил его и принялся поить, перед тем заботливо очистив молоко – сгреб мошек в пригоршню. Патрик лакал, как животное, и находил такой способ питания гораздо веселее, чем из бутылочки; он забрызгался до ушей и был очень доволен.

* * *

Отряды чернокожих, посланные на рассвете, вернулись ни с чем – никто из расспрашиваемых жителей округи ничего не видел и не слышал. Сторнер, воспользовавшись предоставленной свободой, после беседы с начальником полиции тут же направился в ближайший кабак с намерением провести там значительную часть дня – он хорошо представлял себе, как хозяйка вымещает свой гнев на любом, кто подвернется под руку; к тому же рассчитывал, что чем позже он возвратится, тем больше ему будут рады. И когда он, спокойный и решительный, начнет наводить порядок посреди всеобщей суеты, то… Приятные мысли нужно запивать чем-нибудь прохладным и бодрящим.

Мамаша Блэквилл сопровождала своего сына и мистера Добсона, за ними шли десятка полтора негров, одетых в свою лучшую одежду; когда взгляд хозяйки обращался к ним, лица чернокожих тут же принимали напыщенное, свирепое выражение – они вовсю раздували щеки и сводили брови, стараясь выглядеть как настоящие солдаты. Старая женщина почти не разговаривала с сыном – не было сил.

С самого начала их предприятие казалось сомнительным: куда мог направляться коварный похититель? Где его искать? Если взглянуть на карту, то увидишь, как три самых крупных города в здешних краях – Уинфилд, Джена и Кларкс – образуют треугольник. Проведя линию от Растона до отрезка, соединяющего Уинфилд с Кларксом, получишь обглоданный рыбий скелет. Где-то в центре рыбьего хребта располагалось поместье Блэквиллов, а ближайшими полноводными реками к нему были Ред-Ривер и Уошито. Кто знает, к которой из них направлялся сейчас злодей? Бесконечно мелкая сеть каналов, ручьев и речушек, до того густая, что ее невозможно изобразить на карте, покрывала окрестности. Преступник, если, конечно, он местный, легко мог по незаметным протокам выйти к любой из названных рек. Правда, до Уошито ближе, к тому же на Ред-Ривер днем и ночью кишит масса лодок и пароходов – там не так легко остаться незамеченным.

В конце концов, поисковые отряды сделали ставку на Уошито.

Не один час они бродили по окрестностям. Выйдя к реке, они некоторое время двигались вдоль берега, затем отдалились от него и снова приблизились через какое-то время. Лошадей они оставили далеко позади – мнительной старухе казалось, что похититель ребенка может услышать конский топот издали и спрятаться. Она брела еле-еле, непривычная к таким нагрузкам, но по мере усталости сила воли ее только росла – казалось, если она упадет, то все равно будет двигаться вперед, пускай даже и ползком. Ее внучка и Гертруда остались дома; первая – совершенно ошеломленная произошедшим, вторая – впав в тихую, но затяжную истерику.

* * *

Соломон не мигая смотрел в глаза Бекки, и та корчилась под его взглядом, как медуза на песке.

– Они не смогут остановить его, даже если найдут, – сказал Соломон. – Страшно представить, что произошло с малышом.

– Он его не тронет.

– Это ты так думаешь. Ты говорила, что можешь все контролировать, так что же сейчас молчишь?

– Я ошибалась.