Хранитель изумрудной печати

Всю дорогу Толик болтал, так что Вера только кивала в нужный момент и поддакивала, занятая своими мыслями. Мысли были тревожными. Как все-таки эти двое уродов узнали, что она поедет к профессору Козодоеву? Преследовать они ее не могли — кот с собакой помешали. Какой-нибудь маячок засунули? Нет, глупости, они же вплотную не сталкивались. Неужели профессор им как-то сообщил? Да ну, не может быть, у Веры уже мания преследования, на приличного человека готова напраслину возвести.

— Тебе конкретно куда нужно? — спросил Толик. — А то мне к Андреевскому рынку.

— Нет, меня здесь, на Девятой высади… Мне вон в тот бизнес-центр, — на всякий случай соврала Вера и распрощалась с водителем.

Едва человек в плаще с зеленой полосой вошел в таверну, на него сразу обрушились гам пьяных голосов, чад подгоревшей еды и кислый запах скверного вина. Прямо против входа виднелся очаг, над которым в медных котлах готовились немудреные кушанья — бобовая похлебка, кровяная колбаса и пирожки с требухой. Сбоку от него стояла бочка с гарумом — острым соусом из соленой рыбы, без которого римское простонародье, да и люди побогаче не мыслили себе настоящей еды. В неглубокой нише позади этой бочки находились грубые глиняные статуэтки домашних богов, ларов, перед которыми горел тусклый огонек в масляной лампаде.

Вдоль стен стояли грязные дощатые столы, за ними на колченогих табуретах и на простых лавках сидели посетители — бедные мастеровые и ремесленники, плотники, кузнецы и гончары, а также публика еще более низкого пошиба — могильщики с соседнего кладбища, нищие и проходимцы, цирковые плясуны и шуты, бывшие гладиаторы, каким-то чудом уцелевшие в сотнях боев.

Перед очагом на высоком табурете сидела хозяйка таверны — рослая женщина лет пятидесяти со следами былой красоты на смуглом лице. Она озирала свои владения, следя, чтобы у клиентов не переводилось вино.

Черная как смоль нубийская рабыня сновала между столами, подавая еду и подливая вино из огромного кувшина. Хозяйка то и дело покрикивала на нее, показывая на опустевшую тарелку или кружку какого-нибудь посетителя.

Когда в дверях таверны появился новый гость — мужчина в светлом плаще с зеленой полосой, — хозяйка заметно оживилась, даже встала со своего табурета.

— Заходите, добрый господин, заходите! — залебезила она, двигаясь навстречу посетителю и слегка покачивая обширными бедрами, как тяжело нагруженная барка. — Я освобожу для вас самое лучшее место! Вот здесь, возле очага, вам будет тепло и уютно! — С этими словами она подошла к столу, за которым сидели двое могильщиков с бедняцкого кладбища, расположенного по соседству, и прикрикнула на них: — Ну-ка, пересядьте за общий стол! Или вообще выметайтесь. Видите — пришел благородный господин!

— Разрази тебя гром, Вальпургия! — воскликнул один из могильщиков, тот, что повыше и помоложе. — Чем мы тебе не угодили? Наши монеты ничуть не хуже, чем деньги этого надутого хлыща!

— Может, они и не хуже, только я их редко вижу! — подбоченившись, отбрила хозяйка заведения. — Вы мне задолжали уже больше трех сестерциев, а платить не собираетесь! Сказано вам — пересаживайтесь за общий стол или выметайтесь из моей таверны!

— Мы — твои постоянные клиенты, — не сдавался могильщик, — проводим в твоей таверне чуть ли не каждый вечер, а этот хлыщ зашел сюда один раз, и то наверняка по ошибке. Пускай себе ходит в дорогие заведения возле Форума…

— И слушать тебя не хочу!

— Вальпургия, — строго проговорил второй могильщик, плотный мужчина лет пятидесяти, — ты не забыла, что я на прошлые календы сделал тебе предложение руки и сердца? Так что мы с тобой скоро породнимся, а разве можно так обращаться с будущим мужем?

— Ты, может, и сделал мне предложение, да только толку от него, что от козла молока! Предложение руки и сердца, говоришь? Да только руки у тебя вечно в грязи, а сердца вообще нет! Сказано — пересаживайтесь или выметайтесь! Или Айша сейчас сама выкинет вас! Вы знаете, рука у нее тяжелая! — И Вальпургия оглянулась на свою чернокожую рабыню.

— Не горячись, Вальпургия, не горячись! — промолвил старший могильщик, поднимаясь. — Мы уже пересаживаемся. Только уж и ты пойди нам навстречу — вели своей девке принести нам еще один кувшинчик тускуланского!

— Тускуланского? — усмехнулась хозяйка. — Может, тебе еще выдержанного фалерна принести? Будь доволен, если налью вам еще кувшин моего домашнего вина!

— Домашнего так домашнего, — согласился покладистый могильщик и подмигнул своему приятелю — мол, учись, как дела делаются!

Как только могильщики освободили стол возле очага, Вальпургия обмахнула его тряпкой и обратилась к новому гостю:

— Садитесь, милостивый господин! Сейчас подам вам своего лучшего вина и закуски. Чего вы изволите — зайчатину с фасолью или похлебку из бобов со свининой?

Гость с недоверием оглядел грязную таверну и произнес:

— Подай мне только свежего хлеба и оливок. Ну и кувшинчик вина получше.

— Слушаюсь, милостивый господин!

Вальпургия тотчас поставила перед гостем вино и закуску и замерла в ожидании новых распоряжений.