Хранитель изумрудной печати

Каждый из них достал из кошелька серебряную монету, положил ее на стол. Гай Секвенций вместо монеты положил амулет с отверстием в центре. Как только все сделали это, Председатель вытащил из складок плаща длинный, остро заточенный кинжал. При виде него петух всполошился, словно почувствовал близкую смерть. Он громко захлопал крыльями, вскинул голову и попытался убежать, но Председатель молниеносным неуловимым движением отсек ему голову.

Голова птицы отлетела в сторону, из шеи брызнула кровь, а обезглавленный петух побежал по столу мимо разложенных на нем серебряных монет.

Участники ночного собрания следили за ним как зачарованные, будто сама их жизнь зависела от поведения обезглавленной птицы.

Безголовый петух пробежал через весь стол прямо к тому месту, где сидел Гай Секвенций, и только здесь упал, окропив своей кровью священный амулет.

Несколько секунд в комнате царила тишина, пока Председатель не произнес громко:

— Теперь, надеюсь, ни у кого не осталось сомнений, что это — подлинный ключ?!

— Никаких сомнений! — проговорил один из собравшихся.

— Значит, мы пошлем нашего друга Гая Секвенция к Хранителю. Источник древнего знания откроется, и настанут новые времена! Времена мудрости и справедливости!

Председатель повернулся к человеку, который сидел по правую руку от него, и негромко произнес:

— Марк Тибурний, ты хорошо знаешь дорогу к Хранителю. Ты проводишь к нему Гая Секвенция и будешь свидетелем важнейшего события.

— Благодарю тебя за такую честь! — ответил тот. — Тогда не стоит откладывать, уже завтра утром мы отправимся в путь, чтобы к вечеру быть в Помпеях.

— Сегодня, — поправил его Председатель. — Полночь уже наступила. И помните — есть силы, которые хотят помешать наступлению нового времени, силы, которые попытаются встать на вашем пути. Будьте осторожны и внимательны!

В советские времена были популярны лекции под такими названиями, как «Нью-Йорк — город контрастов», «Париж — город контрастов», «Буэнос-Айрес — город контрастов» и так далее по списку заграничных городов. Проводили такие лекции доверенные люди, побывавшие за границей (а иногда — только прочитавшие пару идеологически выверенных путеводителей).

Общая схема лекций была незамысловатой: лектор сообщал заинтересованным слушателям, что в Нью-Йорке (Париже, Лондоне, Кейптауне и т. д.) есть роскошные кварталы, сверкающие огнями универсальных магазинов и фешенебельных ресторанов, где обитают исключительно толстосумы и эксплуататоры, которые нещадно грабят бесправный трудовой народ, и кошмарные трущобы, где ютится пролетариат.

Публика охотно ходила на такие лекции, потому что на них можно было хоть что-то узнать о загранице, взглянуть на человека, который, возможно, там побывал, и тем самым увериться, что Париж, Лондон, Кейптаун, Бомбей или Токио действительно существуют, а не являются только красивым названием в географическом атласе и цветной фотографией на открытке.

С тех пор жизнь неузнаваемо изменилась, многие наши соотечественники лично убедились в существовании иных стран и городов, и лекции типа «Эльдорадо — город контрастов» исчезли за ненадобностью. Но если кому-то пришло бы в голову возродить этот жанр, вполне можно было бы провести лекцию «Васильевский остров — остров контрастов». Потому что он, самый старый и самый известный среди островов, на которых располагается Санкт-Петербург, действительно полон удивительных контрастов.

На этом острове располагаются самые старые и благородные здания Петербурга — от дворца первого губернатора города князя Меншикова или Двенадцати коллегий до Биржи и Пушкинского дома. Здесь есть современные офисные и торговые центры, здания из стекла и бетона, льнущие к Среднему и Малому проспектам в районе первых линий. Но, если пройти или проехать по тому же Малому проспекту до дальнего конца острова, вы окажетесь среди небольших особнячков, окруженных запущенными садами, словно перенеслись в глухую провинцию, а если потом свернуть в сторону реки Смоленки и Смоленского кладбища, вы увидите полуразрушенные дома и покосившиеся сараи, где ютятся весьма странные и подозрительные личности, словно сошедшие со страниц Достоевского или Горького.

Вера доехала на маршрутке до пересечения Малого проспекта и Двенадцатой линии, дальше пошла пешком.

Дом номер сорок она нашла без труда, это было мрачное четырехэтажное здание с темной аркой подворотни. Следом за ним стояло более жизнерадостное строение, трехэтажный дом, выкрашенный в традиционной желто-белой гамме, намекающей на традиции ампира. Вера направилась к этому дому, но с удивлением увидела, что на нем стоит номер сорок четыре. Сорок второго дома, который она искала, не было, словно его пропустили при застройке.

Вера огляделась.