Хранитель очарованных комнат

Возможно, из-за того, что сегодня она думала о Сайласе Хогвуде, мысли ее вернулись к Стэнли Лиджетту, который был его управляющим в Горс Энде. Хюльде тогда был всего двадцать один год, она все еще была полна надежд и, пожалуй, чуточку отчаянна. Пусть он был на двадцать лет ее старше, мистер Лиджетт держался хорошо, обладал волевой челюстью и работал с логической эффективностью, которой она восхищалась. Она вспомнила, как глупо завивала волосы каждое утро, затягивала корсет чуть туже, всегда искала его, чтобы узнать, как прошел его день или принести ему его любимые пирожные с кухни. Ее привязанность была, вероятно, ему очевидна, и он отнесся к ней с убийственным презрением после ареста мистера Хогвуда. Возможно, он знал о высасывании магии, а возможно, и нет, – в любом случае он был яростно предан своему хозяину и ему явно была противна Хюльда.

Он назвал ее уродиной и крысой. Первое она уже слышала в свой адрес. А второе – нет.

Она проплакала всю дорогу назад, в Штаты.

Вскоре после возвращения на родину она подслушала, как другой ее любовный интерес высмеивает ее манерность в местном ресторанчике. Тогда она и смирилась со статусом старой девы. А приняв это, смогла сосредоточиться на более важных вещах, таких, как ее работа. Она перестала вызывать предсказания для себя самой. Перестала щипать себя за щеки. Перестала добавлять кружево к своим платьям.

И она неплохо жила. Действительно неплохо. И она бы с радостью предпочла так жить и дальше.

Усевшись на краю матраса, Хюльда положила очки на тумбочку и уронила голову на ладони.

– Хорошо, что у тебя добрый клиент, – сказала она себе, четко выговаривая каждое слово. – Как же тебе повезло. И будет так же чудесно побыстрее разобраться с этим делом о призрачном волшебнике, чтобы можно было двигаться дальше. Делай свою работу, Хюльда. Ничего другого от тебя никому не нужно.

Твердо решив придерживаться этого плана, Хюльда сняла платье, умылась и задула свечу. «Утро вечера мудренее», – напомнила она себе.

Что-то хрустнуло, когда она положила голову на подушку. Ничего не понимая, она протянула руку и нашла небольшой прозрачный сверток, которого раньше не замечала. Усевшись, она вновь зажгла свечу и чуть не расплакалась.

На ее подушке лежал прозрачный мешочек лимонных леденцов, перевязанный желтой ленточкой.

И оставить его здесь мог только мистер Фернсби.

Глава 17

18 сентября 1846, остров Блаугдон, Род-Айленд

Через несколько дней после появления в доме Батиста Мерритт с трудом разлепил глаза, в которые било солнце – прошлым вечером он забыл задернуть шторы. Ошметки странного сна намертво приклеились к изнанке его черепа. Что-то про гигантское дерево и говорящих козлов, а еще река Миссисипи вроде была божеством, но чем больше он старался сложить все воедино, тем разрозненней становились кусочки, пока ему не начало казаться, что он пытается выпить облако, а все детали напрочь забылись.

Потерев один глаз, он приподнялся, опершись на локоть, и мрачно уставился на окно.

И тут же замер, задержав дыхание на полувдохе.

Это было не его окно. Шторы были не те, и ковер. И комод… он был не его, как и зеркало над ним. Непонимание усилилось еще больше, когда он увидел, что его комод все еще на месте, возле ближайшей к нему стены. Его стена, его угол, его корзина для белья. Но вот рядом с корзиной… часть стены была не его стеной. Она была белой по сравнению с его кремовой. И вторая половина кровати была не его. Одеяла были другие и, собственно, оказались неаккуратно сплавлены с его одеялами.

Но что еще важнее, под ними спала женщина. А именно Хюльда Ларкин.

Он уставился на нее, тревога пробежала вверх от пупка, отразилась от солнечного сплетения и разлетелась по рукам и ногам. Он отчаянно пытался вспомнить прошлую ночь…

Вот только та часть кровати, на которой лежала Хюльда, была не его кроватью.

Мерритт напряженно выдохнул. Дом снова сдвинулся, посреди ночи! Перестроил спальни, разрезал его и ее комнаты пополам и склеил!

А на нем не было штанов.

На лбу выступил холодный пот, и он быстро натянул одеяло на бедра и попытался решить, что лучше: тихонько смыться или сразу разбудить Хюльду. Оба варианта ни к чему хорошему бы не привели.

Он переполз поближе к краю матраса, мысленно поклявшись отныне спать полностью одетым.

Свесив ноги вниз, он оглянулся на Хюльду, убеждаясь, что она еще спит. Она и спала, возможно, потому что лежала на своей стороне, спиной к окну. Одеяло покоилось на ее ребрах, открывая прозрачные рукава ночной рубашки. Ее волосы спадали на одно плечо, собранные в почти распустившуюся косу; большая часть каштановых локонов высвободилась и волнами растекалась по ее шее и подушке. Очков на ней, разумеется, не было.

Мерритт раньше и не замечал, какие у нее ресницы. Темные, густые, буквально касаются щек. А в свете утреннего солнца, льющегося в окно… она выглядела почти как ангел.

А потом он заметил, что ее ночнушка сбилась и открывала взгляду значительную часть декольте.