Хранитель очарованных комнат

Следующим утром после завтрака Бет и Батист отправились искать новые надгробья, оставив Мерритта сочинять письмо редактору, а Хюльду – организовать… ну, что там организуют экономки. Он начал опасаться, что ей ужасно наскучил Уимбрел Хаус, раз это одна из самых мелких резиденций, куда ее направляли. И вот уже Мерритт стал представлять себе, каково будет жить с новой экономкой. Его воображение тут же нарисовало миссис Кульдвелл из прежней квартиры, и он содрогнулся. Хотя, сказать по правде, когда дом будет просто домом, ему, может, и вовсе не нужна будет прислуга. Нужно будет прибирать только за собой, готовить на одного…

Было что-то воодушевляющее в жизни в одиночестве. Некая… вседозволенность, скажем так. Мерритт мог бы стирать носки где вздумается. Мог бы работать ночью и спать днем. Мог бы ходить по коридору и разговаривать с самим собой вслух, что помогало ему не только лучше организовывать свои истории, но и понимать собственный полет фантазии. Возможность говорить вслух с кем-то, кто всегда с тобой соглашается, творит с душой настоящие чудеса!

Но есть и какая-то пустота в тихих комнатах. Такая, которую в маленькой квартире было гораздо проще игнорировать. Уимбрел Хаус покажется очень пустым одинокому холостяку. И он боялся, что, если расстанется с Хюльдой, Бет и Батистом, может никогда больше их не увидеть. Эта мысль больно отдалась в груди, напоминая о едва заживших шрамах, что никуда оттуда не делись.

Когда письмо было написано и запечатано, Мерритт прислушался в поисках звуков чьего-то присутствия, но ничего не услышал. Он выглянул из окна и увидел, как силуэт Батиста маячит где-то вдалеке. Перейдя в коридор, к другому окну, он заметил Хюльду в ботинках и шляпе, идущую делать свое дело. Она, наверное, уже совсем забегалась в поисках могил. Возможно, нужный им парень и правда лежал под половицами, хотя, когда он сам был там, Мерритт никаких тел не видел.

Он опасливо посмотрел на пол, прежде чем спуститься с лестницы. Где-то на середине спуска ступеньки внезапно разгладились, и он вкатился в приемную, съехав с гигантской горки. Мерритт покачнулся, споткнулся и знатно грохнулся на задницу.

Поморщившись, он пробормотал:

– Наверное, мне стоит сказать спасибо, что ты с другими такого не вытворяешь.

Ступеньки вернулись в обычное состояние.

Потирая копчик, Мерритт выскользнул на улицу и тут же забыл все свое волнение из-за дома. Погода была просто невероятная. Солнечный осенний день. Вязы начали одеваться в золото, а клены сверкали красным. Солнце стояло высоко, облаков почти не было, небо такого чудесного оттенка лазури, который ни один художник в жизни не смог бы и близко передать. Температура была как раз такая, чтобы обойтись без пиджака, но, как только он начнет двигаться, ему наверняка тут же станет жарко.

У Мерритта не было цели, когда он начал идти, сперва по проторенной тропинке к лодке, потом в сторону плакучих вишен, нарезая круги возле зарослей золотых астр. Он услышал, как раздраженно ударился о землю возле полянки с лебедой спугнутый заяц, когда Бет их позвала, но не увидел его. Он шел осторожнее там, где трава росла реже, потому что земля была раскисшей от вчерашнего дождя. Мучительный ветер растрепал ему волосы, будто сетуя на их неопрятный вид. Он донес запах соли, и Мерритт сделал глубокий вдох, наполняя легкие этим ароматом.

Ветер пронесся дальше, шурша травой и гроздовником, наполняя его голову воспоминаниями о могилах Манселей. Мысленным взором он увидел их истертые камни с обколовшимися гранями. Ладонями он ощущал вес каждой плиты. Ощущал их возраст на языке. Его ноги сами сменили направление, и вот Мерритт уже стоял там, где он, Хюльда и Бет расчистили траву.

Мансели, казалось, смотрели на него с осуждением. Как будто он и для них был недостаточно хорош.

Он присел на корточки перед ними, положив руки на колени.

– Ну? Так кто же это тогда? Хотел бы я посмотреть, как вы это выясните.

Могилы не ответили.

Нахмурившись, Мерритт чуть отодвинулся назад.

– Я, наверное, кому-то на голову наступил, или еще куда. Извините.

Его взгляд скользил от Горация к Эвелин, Доркас и, наконец, Хелен.

Смотри.

Он ощутил, как что-то тянет его на юг. Задержав дыхание от этого странного, едва уловимого чувства, он встал и пошел в ту сторону, вглядываясь в нетронутые заросли сорняков, наступая на цветки ипомеи.

Протянув руку, он раздвинул траву сперва с одной стороны, потом с другой. Сделал шаг, раздвинул траву. Еще шаг, снова трава… Проблеск серого у самой земли.

Присев так, чтобы колени хоть немного придерживали растения, он провел рукой по пустому камню. Он был маленький, размером с его голову. Ничем не примечательный, скучный, плоский.

Он обхватил его пальцами и поднял. Из-под камня вывернулась многоножка, а с ней – несколько жучков.

Мерритт смахнул часть земли с нижней стороны камня и различил под ней едва заметные очертания буквы О.