Хранитель пчел из Алеппо

28/02/2016

Дорогой Нури,

я наконец добрался до дочери и жены в Англии. Поездка по Франции была ужасной, не хочу сейчас об этом писать, но когда ты приедешь, я все тебе расскажу. Знаю, ты справишься. Мы тебя очень ждем. Я смогу выдохнуть, только когда ты окажешься здесь. Нури, ты мне как родной брат. Без вас с Афрой наша семья не будет полной.

Ты бы знал, как несчастна Дахаб. Она держится ради Айи, но с самого моего приезда лежит весь день, погасив свет, с фотографией Фираса в руках. Иногда плачет, но в основном просто молчит. Не хочет говорить о нем. Только радуется, что я теперь рядом.

По прошлому письму я понял, что вы в Стамбуле. Надеюсь, вы уже добрались до Греции. Я слышал, в Македонии закрыли границу, так что оттуда путь будет непростым, как и для меня, но ни в коем случае не сдавайся. Надеюсь, в следующий раз ты напишешь, что уже совсем рядом.

Сколько раз я жалел, что остался в Алеппо и не уехал с женой и дочерью, ведь сын был бы сейчас с нами. От этой мысли хочется умереть. Но нельзя вернуться назад, изменить принятые решения. Нет, я не убивал своего сына. Повторяю себе это, чтобы не провалиться в темноту.

Когда я узнаю, что ты добрался до Англии, на моей душе станет светлее.

Мустафа

Я сидел за компьютером и перечитывал письма. «Нури, ты мне как родной брат». Вспомнился домик отца Мустафы в горах, окруженный соснами и елями. Внутри было темно и прохладно, повсюду старая мебель из красного дерева и коврики ручной работы, а на тумбе у дальней стены, под окном, стоял алтарь в память о матери и жене. Снимки, где она еще молоденькая девушка, после – женщина, высокая красавица со сверкающими глазами. Еще там были свадебные фотографии и снимки с Мустафой на руках, она беременная малышом, с которым и умрет. Кузен вырос под опекой отца и деда, без заботы женщин, способных создать в их доме уют, без братьев и сестер, с которыми бы он играл. Вот он и нашел утешение в ярком солнечном свете, прекрасных звуках и ароматах с пасеки.

Пчел он знал так же хорошо, как если бы они приходились ему братьями и сестрами. Мустафа наблюдал за ними, изучал способы их общения, гулял по горным тропам, чтобы найти, куда они летают, сидел там в тени деревьев и смотрел, как они собирают нектар из эвкалипта, хлопка, розмарина.

Дед кузена был могучим человеком, с огромными руками, как у Мустафы, острым глазом и прекрасным чувством юмора. Он разжигал во внуке любопытство, побуждая искать приключения вокруг себя, на природе. Дед любил, когда я приезжал к ним. Он нарезал помидоры и огурцы, словно мы дети, а я – недостающее звено в их семье. Намазывал на мягкий хлеб масло и мед, только что собранный с ульев, потом садился и рассказывал истории о детстве и о любимой невестке.

– Она была такой доброй женщиной, – говорил он. – Заботилась обо мне и никогда не затыкала рот, когда я болтал всякую чушь.

Даже спустя столько лет он смахивал слезы крепкой ладонью со старческими пятнами. Мы сидели в прохладной гостиной, будто согретые бесконечной улыбкой матери Мустафы: она незримо обнимала нас, окутывала своим теплом, как сладкое жужжание пчел.

Затем дед оживлялся:

– Ладно, а теперь вы двое займитесь полезным делом. Идите и покажите Нури, как доставать мед. Дайте ему попробовать маточного молочка – после города ему это очень нужно.

Мустафа отводил меня туда, где пели пчелы.

– Вместе мы обязательно что-нибудь создадим, точно тебе говорю, – обещал он. – Мы друг друга дополняем. Нам предстоят замечательные дела.