Хранитель пчел из Алеппо

Жена положила голову на одеяло и закрыла глаза, больше ничего не сказав. Я лег рядом и через некоторое время услышал хлопанье ворот, вдалеке защелкали замки на дверях. По другую сторону ширмы плакала девочка, а отец шепотом успокаивал ее.

– Нет, мужчины с автоматами нас не убьют. Не волнуйся! Они не станут. Обещаю.

– Но вдруг они нас застрелят?

– Нет, – засмеялся мужчина. – Они здесь, чтобы помочь нам. Просто закрой глаза и подумай обо всем, что любишь.

– Например, о моем велике дома?

– Да, хороший пример. Думай о велике.

Долгое время они молчали, потом девочка вновь заговорила, но на этот раз тише, спокойнее.

– Папочка, – сказала она.

– Да?

– Я почувствовала.

– Что именно?

– Как мама гладит меня по голове.

Больше никто из них не говорил, но мне казалось, что среди тишины разбилось вдребезги сердце этого мужчины. Вдалеке раздавался шум, разговаривали и смеялись люди. Сегодня ночью никто не кричал.

Я посмотрел на осьминога, банку «Нутеллы» и хлеб, оставленные на полу на случай, если Мухаммед вернется ночью: он увидит еду и поймет, что это для него. Но лагерь уже закрыли. Я был заперт внутри, а Мухаммед снаружи. Встав, я направился среди темноты к плотной стене из домиков-коробок, к самому краю лагеря, пока не обнаружил вход. У ворот стояли двое солдат с оружием.

– Я могу вам помочь? – спросил один.

– Мне нужно выйти.

– Сейчас слишком поздно. Вы сможете выйти утром.

– Значит, я здесь заперт? Как заключенный?

Мужчина не ответил, но и не отвел глаз.

– Мне нужно найти сына!

– Вы поищете его утром.

– Но я понятия не имею, где он.

– Думаете, он мог далеко уйти? Это же остров!

– Но он же один и, наверное, напуган.

Солдаты не прониклись моими словами. Они отослали меня прочь. Я пошел обратно, но в темноте было сложно найти дорогу: каждый поворот походил на другой, а я не додумался посчитать двери. Может, то же произошло и с Мухаммедом? Он вышел, не посчитав дома́, и не смог вернуться? Может, его забрала другая семья? Я решил лечь на землю у другого входа, поближе к теплу газовой плитки.

Я проснулся утром под звук дождя, бьющего по металлическим крышам домов. Промокнув до нитки, я встал и каким-то чудом добрался до Афры: узнал розовую простынь, свисавшую с бельевой веревки. Дождь лил как из ведра. В дом налетели мухи, кружась над осьминогом.

Афра уже проснулась. Она лежала на спине, глядя в потолок, словно смотрела на звезды, и крутила в руках стеклянный шарик, как делал это Мухаммед.

– Куда ты ходил? – спросила жена.

– Вышел на улицу и потерялся.

– Я всю ночь не спала. Начался дождь, он был повсюду, даже в моих мыслях.

Я махнул рукой над осьминогом, разгоняя мух, кружившихся в нашей части домика, но они вновь возвращались к осьминогу, словно их тянуло магнитом.

– Ты голодна? – спросил я.

– Хочешь, чтобы я ела осьминога вместе с мухами?

– Нет, – засмеялся я. – У нас есть хлеб и шоколадная паста.

Я достал из бумажного пакета буханку и поломал на куски, оставив немного Мухаммеду. Потом открыл «Нутеллу», думая, как бы намазать ее, не имея ножа. Афра предложила макать хлеб в шоколад.

Позже, когда наконец закончился дождь, я снова отправился на поиски Мухаммеда. Сперва бродил по территории, пробираясь между бесконечными рядами коробок для людей, проходя под бельем на растянутых веревках, и звал мальчика по имени.

Земля пропиталась водой – даже ботинки возле порогов наполнились ею. Белый щебень удерживал влагу не полностью. Казалось, вода льется из самого моря. Колючая проволока теперь сверкала серебром, словно сияющий жидкий металл. Окружающее пространство еще больше походило на тюрьму. Выглянуло солнце, и повсюду скользили блики и отражения.

Я прошел к старому приюту. На ступеньках сидел подросток в наушниках, прислонив голову к стене и прикрыв глаза. Я легонько толкнул его, чтобы спросить, не видел ли он кого-нибудь похожего на Мухаммеда. Но голова парня склонилась к плечу, а глаза едва приоткрылись. Я слышал, как на верхних этажах играли дети, оттуда доносились слабые отголоски смеха, и я пошел на звук по коридорам до четвертого этажа, заглядывая в каждую комнату: внутри вместо ширм висели одеяла, аккуратными рядами стояли ботинки, иногда перед глазами мелькали волосы, руки, ноги. Я позвал: «Мухаммед!» – на что отозвался хриплый старик: «Да!» – а потом: «Что вы хотите? Я здесь! Вы пришли забрать меня?»

Я все еще слышал его, удаляясь по коридору. Дети были в последней комнате, полной игрушек, настольных игр и шариков. Рядом с самыми маленькими сидели на корточках работники НПО. Одна из девушек держала на руках малыша. Наши взгляды встретились, и она подошла поздороваться.

– Это детский центр, – сказала девушка, произнося слова очень медленно.

– Ясно, – сказал я. – Я ищу сына.

– Имя?

– Мухаммед.

– Возраст?

– Семь лет.

– Как он выглядит?

– У него черные волосы и черные глаза. Не карие. А черные, как ночное небо.

Девушка задумалась, но тут же покачала головой:

– Не беспокойтесь, он обязательно найдется, так всегда бывает. Когда он придет, передайте ему это.