— У меня к вам просьба: пожалуйста, не спрашивайте у этой моей знакомой, где ее муж, — сказала Нэнси, и я поняла, что она уже думает о том доме, в который мы едем. — Понимаете, он оставил семью. Влюбился в кого-то и бросил ее… А они жили вместе больше двадцати лет… Это для нее большое горе. Пожалуйста, не спрашивайте о ее муже и не передавайте ему привета. Хорошо?
Наконец машина взобралась на холм, и Нэнси затормозила.
Мы оказались на маленькой поляне, к которой подступала ночная роща, полная беспокойного весеннего мрака. Слева за оградой слабо светились окна дома. Мы вошли в калитку.
— Значит, вы ничего не спросите о муже, — сказала Нэнси тревожно и постучала в дверь.
На пороге стояла женщина в черном платье, с мягким усталым лицом.
Я увидела сквозь проем двери большой холл с каменным полом, висячий старинный фонарь, комнату, освещенную тускло горящей лампой… Камин не горел, и в доме было почти так же холодно, как и снаружи.
За женщиной стоял худой высокий юноша, держа во рту трубку, за ним мальчик лет десяти, с белокурыми вьющимися волосами, и девочка-подросток. Они уставились на нас так, словно мы, по меньшей мере, были космонавтами, спустившимися в дом с неба.
— О Нэнси! — сказала женщина приятным низким голосом. — А я уже волновалась… Мы так ждем вас и вашу гостью!
Мы вошли в комнату. И тотчас же меня охватило странное чувство печали и волнения, какое приходит к человеку в покинутом и обветшавшем доме.
Неуловимая печаль одиночества и заброшенности лежала на всем, что я видела вокруг.
Это был большой старый дом, и в нем когда-то жили, наверное, счастливо. Но счастье ушло, и дом уже не мог стать таким, каким был прежде.
Даже если эта женщина с печальным, мягким лицом уедет отсюда и в доме поселится другая семья — может быть, очень счастливая, дружная семья, — все равно, он никогда не будет таким, каким был. Просто это будет совсем другой дом. То, чем он жил и дышал раньше, в него не вернется. И тут уже ничего не поделаешь.
В доме было холодно, как на корабле, затертом льдами. Но от женщины и ее детей веяло живым теплом доброты. Нас усадили на старинный диван с высокой спинкой у давно нетопленного камина. Хозяйка предложила кофе.
— У вас, наверное, есть томатный соус, Маргарет? — сказала неутомимая Нэнси. — Понимаете, мы купили у миссис Бэркли пирожки… Но разве можно есть эти пирожки без томатного соуса?
— Конечно, у меня найдется томатный соус! — сказала Маргарет радостно.
Через несколько минут Нэнси торжествующе разворачивала промаслившийся теплый пакет. Мы сидели на диване, ели горячие пирожки, обмакивая их в томатный соус, пили кофе, а дети Маргарет стояли вокруг и смотрели на нас. Никто меня ни о чем не спрашивал, никто не задавал вопросов. Они просто смотрели, и все.
Члены этой семьи были очень непохожи друг на друга. Худой юноша сутулился и смотрел застенчиво, немного исподлобья, не выпуская изо рта трубки и не зная, куда девать длинные угловатые руки. Девочка разглядывала меня весело, с открытым любопытством.
Но удивительней всего было лицо мальчика.
Худенький, с золотыми волосами в колечках и нежным англосаксонским румянцем, он смотрел прямо на меня своими огромными светлыми глазами, смотрел не мигая и как будто даже не дыша.
— Роберт, — сказала мать. — Я не обманула тебя — это действительно гостья из России. Ты, наверное, хочешь ей что-нибудь подарить, правда?
— Да, мама! — сказал мальчик тихо.
Несколько секунд он продолжал молча смотреть на меня, словно не мог решиться, потом подошел к стеклянному шкафу в углу и что-то осторожно вынул оттуда. Вернувшись ко мне, он раскрыл ладони и показал то, что лежало на них, медленно и почти торжественно, как показывают драгоценность.
Это были несколько плоских рыжеватых камешков. Очень обыкновенных, ничем не примечательных камешков с неровными краями.
— Это главное его сокровище, — сказала мать поспешно и серьезно. — Его коллекция. Роберт очень гордится ею, понимаете… Это ножи аборигенов. Видите, у камешков зазубренные края, они очень острые, ими можно резать что угодно… Роберт отдал вам самые лучшие камешки из своей коллекции. Он добрый мальчик. В мире много зла, и я горжусь тем, что дети у меня добрые.
— Пожалуйста! — сказал Роберт. — Возьмите их. Они с Северной Территории. Не забудете? С Северной Территории. Пожалуйста, повезите их с собой туда, где вы живете.
В его ладонях камешки согрелись и были теплыми и поразительно гладкими на ощупь. Я ощущала их прикосновение даже тогда, когда они уже лежали у меня в сумке.
Мы вышли из дома. На холме дул ветер, и роща вокруг дома была полна ночных шорохов и скрипа деревьев. Далеко в кустах кричала дурным деревянным голосом незнакомая птица. Над головой светились крупные холодные звезды.
Я узнала их: это был Южный Крест.
Чужая ночь шелестела и дышала вокруг, и только Южный Крест, который я с детства хотела увидеть, показался мне знакомым.
Южный Крест в далеком австралийском небе, под которым живут такие непохожие друг на друга люди — каждый со своей судьбой.
СТАРАЯ ДАМА