Хранительница его сокровищ (СИ)

— Госпожа моя, вы в порядке? Ваша девочка сказала, что вам нездоровится, и вы не соблазнитесь даже на арро.

Ну вот здравствуйте, ещё пришёл утешитель.

— Я в порядке. Немного посплю и приду. Со мной всё хорошо.

То есть, в пределах нормы.

— Но в вас жизнь едва теплится, — он не поверил.

— Это пройдёт. То есть не жизнь, а слабость.

— Важное уточнение, — тихо рассмеялся он, а её ладонь уже оказалась между двух его ладоней. — Хорошо, спите, — сжал её руку, потом коснулся пальцами виска.

Как он выходил, Лизавета уже не слышала.

Когда она проснулась, вокруг было тихо. Открыла ставню, выглянула на улицу — солнечно и прохладно. Так тепло, как в её первые дни здесь, уже не было. Ну да дома-то давно снег, и как бы не минус тридцать. Так что ей повезло.

Живот не болел, можно было сходить умыться и дальше делать всё то, что положено.

Внизу за шахматной доской сидели Альдо и Джованни. Они рассказали, что сейчас их стража, что все остальные разошлись кто куда, что умыться госпожу Элизабетту проводят, а поесть ей оставили. И что обед где-то через час.

И тут же Джованни радостно схватился за стоявшую рядом гитару — мол, потом доиграем, если госпожа Элизабетта встала, то уже можно. А то, оказывается, господин Фалько запретил громкие звуки, пока она не спустится.

Такая трогательная забота продолжала удивлять — у неё и домочадцы-то не слишком заботились о её сне, встали — и пошли греметь и по дому громко шарахаться. А тут чужие, в общем-то, люди…

Джованни остался с гитарой, Альдо отправился с ней до купальни. По дороге Лизавета спросила — удалось ли испытать купленный вчера пистолет. Он почему-то обрадовался, принялся рассказывать — что да, утром они попробовали, и это оказался отличный пистолет! Лучше только у господина Фалько, у господина Астальдо и то не такой. В коридоре встретили местную служанку, из тех, что приносила им еду и потом убирала со стола, и Лизавета настояла на том, что дойдёт до купальни с ней. Напрягать мальчика по такому мелкому поводу ей казалось неправильным.

Она сходила умыться в сопровождении той служанки, которая по дороге рассказала, что Тилечка и Фьорина занимаются стиркой, и что она может Тилечку привести.

Тилечка появилась, когда Лизавета доела оставленный ей хлеб с мясом и сыром, и запила его фруктовым компотом. И рассказала, что им разрешили загрузить замковых прачек своей стиркой, что отъезд намечен не на завтра, а даже на послезавтра, и ещё что господин Астальдо договорился с местной швейной мастерской, чтобы там посмотрели Лизаветину ткань на платье и хотя бы раскроили, но вообще — что успеют.

Всё это были хорошие новости. Сначала они собрали Лизаветину одежду, нуждающуюся в стирке, а таковая была почти вся, и отнесли в прачечную. Лизавете отчаянно хотелось ещё и платье туда сдать, но тогда в чём ходить по замку?

В швейную мастерскую они с Тилечкой решили идти после обеда. А пока невероятная куча одежды была перестирана и почищена как обычным путём, так и магическим, а в процессе к ним присоединились все служки из обители Сияния, нагруженные одеждой всех остальных. Лизавета подозревала, что где-то в той куче была и одежда Сокола, сорочки которого она была бы не прочь рассмотреть поближе, но задавила в себе порыв и покинула прачечную вместе с Тилечкой, когда за ними прислали и позвали на обед.

За обедом говорили о местной погоде, о семье хозяина замка и о предполагаемом продолжении путешествия. Брат Джанфранко подсчитывал необходимые продукты, брат Василио и Сокол рассуждали о том, где лучше ночевать в горах. А ещё вспоминали вчерашний вечер — о том, как мальчишки, притащившие гитару, взялись её настраивать и пробовать струны.

Струны звучали хорошо, петь умели все или почти все. Вечер остро напомнил Лизавете юность, компанию, леса-горы и песни до рассвета. Пели, что характерно, примерно о том же — о путешествиях и приключениях, то есть что кто-то куда-то шёл по дороге, и что с ним там было, о чудесах, о войне и о любви. Всё, как положено. Она даже пожалела, что давно не брала в руки никаких инструментов, и не сможет изобразить ничего приличного. Но мальчишки радовались, что хоть в чём-то они сегодня первые, и радостно передавали инструмент друг другу после очередной песни. Разошлись после того, как одну песню про войну спели хором, а её знали все, и даже Сокол подпевал, разбудили брата Джанфранко, и он сообщил собравшимся, что злодеи, мешающие братьям своим в Сиянии спать, оправятся прямиком в пасть Великой Тьме, и она непременно пожрёт их, и возможно, уже вот прямо сегодня.

А потом было утро, и утренние неприятности.

К слову, перед обедом Сокол внимательно осмотрел Лизавету, подержал за руку и отметил, что стало лучше. Она не стала спорить, потому что в тот момент боли и впрямь не было, молча села рядом и весь обед сидела тихо.

А потом, когда они с Тилечкой шли в швейную мастерскую, спросила:

— Скажи, а что, все маги могут так же легко всё понять про моё состояние с одного взгляда? Как ты утром?

— Нет, только целители, — замотала головой Тилечка.