Хранительница историй

Они разделяются в конце дорожки. Дженис сначала идет, а потом почти бежит к лесу. Оставшись одна, она размышляет обо всем, что сказал Адам. Ну почему она не спрашивала его о папе? Она ведь подозревала, что Адаму известно о проблемах отца гораздо больше, чем готова признать Фиона. Так почему же Дженис не завела разговор на эту тему? Не хотела его огорчать? Или считала, что это не ее дело, она же простая уборщица? А ведь Дженис злилась на Майка за то, что он видел только отрицательные стороны и предубеждения, связанные с ее работой. Неужели она и сама за ними пряталась? Не вмешивайся, Дженис, ты всего лишь уборщица.

Добравшись до края леса, Дженис идет по широкой дороге. Под ногами хрустят прошлогодние осенние листья. Дорога идет вниз, в низине собирается туман, и это пугает Дженис намного сильнее, чем высокие темные силуэты деревьев по обе стороны от нее. Что, если Адам спустился к реке? Вдруг он собьется с пути или оступится в сгущающемся тумане? Дженис шагает вперед и зовет мальчика, время от времени выкрикивая в темноту: «Деций!» Сейчас Дженис меньше всего волнует, как нелепо звучит имя пса. Она знает: ее собака к ней придет. При этой мысли острая боль пронзает сердце. Фокстерьер поддержал Дженис, встал на ее защиту, а она теперь не сможет его навещать даже изредка, даже на несколько часов. Но Дженис старается выбросить из головы эти мысли. Сейчас главное – найти Адама. Не время жалеть себя.

– Адам! – во весь голос кричит Дженис снова и снова, до хрипоты.

Она сходит с дороги, направляясь к уступу на краю леса: оттуда пригород Кембриджа виден как на ладони. Дженис точно знает, куда направляется. Это дерево одно из самых высоких на пологом гребне. На этот дуб отец Адама, Джон, взобрался, чтобы повеситься. Он выбрал одну из верхних веток. Наверное, Джон некоторое время стоял на ней, обводя взглядом окрестности. О чем думал этот несчастный? Или, может, он был не в состоянии связно мыслить? Дженис замечает дерево, которое искала, и обходит вокруг него, надеясь увидеть мальчика, сжавшегося в комок и обнимающего маленькую собаку. Но увы, напрасно.

Когда Дженис возвращается в дом, Юэн уже там. Он набирает номер местного полицейского участка. Успевшая взять себя в руки, Фиона предлагает Дженис чашку чая и свою благодарность.

– Вы как, держитесь? – спрашивает Дженис.

– Да. Что бы я делала без Юэна?

Дженис прекрасно понимает, о чем она. Сейчас Дженис слишком встревожена, чтобы задумываться о таких вещах, и все же она чувствует тихую уверенность Юэна. Он обычный человек – и в то же время необыкновенный. Но разве не обо всех героях ее историй можно сказать то же самое? Из размышлений Дженис выводит появление на кухне людей. Фиона торопливо представляет им Юэна и Дженис. Юэн попросил Фиону позвать соседей, которые могут помочь с поисками. Когда приедет полиция, поисковый отряд должен быть готов. Не зная, чем еще заняться, Дженис заваривает побольше чая, достает фляги-термосы и бутылки с водой.

Следующие несколько часов проходят в неровном темпе. Периоды бурной активности сменяются затишьем: это время для звонков и реорганизации поисковых групп. Дженис вынуждена отдать должное полиции, они ведут себя выше всяких похвал – спокойно, профессионально, с Фионой общаются по-доброму и даже, чего Дженис не ожидала, с юмором, чтобы немного ее подбодрить. Полицейские весьма предупредительны, и создается впечатление, будто они рассчитывают исключительно на благополучный исход. Когда Юэн в очередной раз ненадолго возвращается в дом, Дженис отводит его в сторонку:

– Как думаете, они уже беспокоятся?

Одиннадцать часов вечера, температура упала, а полицейские машины и мигалки невольно наводят на мысль о месте преступления.

– Полиция работает добросовестно, – отвечает Юэн и уходит снова.

Но по его интонации Дженис понимает, что он встревожен.

С улицы, нарушая ночную тишину, доносится пронзительный плач. Проталкиваясь мимо соседей, Дженис выбегает из кухни. Фиона стоит на коленях прямо на гравии и прижимает к себе сына. Адам стоит, склонившись над ней. Невозможно различить, где сын, а где мать. Они покачиваются из стороны в сторону. Адам повторяет:

– Мама, прости.

Чуть в стороне от них стоит Тиберий. Деция нигде нет, и Дженис вдруг охватывает страх. Но вот живая картина распадается: застывшие фигуры окружает полиция, и их ведут в дом. Соседи переговариваются, в их голосах слышится облегчение. А полицейские между тем заводят машины. Перед глазами Дженис то и дело мелькают люди, но собаки не видно и Юэна тоже.

Напротив стоит Тиберий и смотрит на нее. Дженис прокладывает путь к нему. Подойдя поближе, она замечает, что от праведного гнева он застыл как каменный. Не дожидаясь, когда Дженис подойдет к нему хотя бы на несколько метров, он начинает:

– Вы брали с нас деньги за выгул, а сами доверили породистую собаку двенадцатилетнему мальчишке. Ваше мошенничество не просто бесчестно, вы к тому же подвергли риску очень ценное животное…

Дженис перебивает:

– Где Деций?