Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

Интересно задуман, но, к сожалению, не всегда удачно выполнен образ Мирвольского. Он олицетворяет в романе ту часть революционной интеллигенции, которая шла в революцию после мучительного разрыва с прежними иллюзиями. Мирвольский — молодой врач. Он не разделяет поначалу революционных идей. «— Неужели нельзя обратиться к разуму человеческому? — вопрошает он своего друга Лебедева. — И восстановить справедливость среди людей, не прибегая к насилию. Да, общество разделено на классы — это я знаю, — но ведь это прежде всего люди». Он наивно полагает, в духе социалистов-утопистов, что развитие прогресса есть в то же время и развитие человеческой природы, гуманизма. «—Люди нашего времени, — говорит он, — вообще более гуманны и все противоречия между собой могут решать, не вступая непременно в кровавую борьбу…» Понадобились долгие годы, чтобы сначала пришло сомнение в возможности примирения классов, а затем разрыв со всем строем прежних убеждений и — героическая борьба на баррикадах.

Такой образ, безусловно, необходим для романа. Путь, который прошел Мирвольский, сходен с путями и перепутьями многих и многих честных тружеников-интеллигентов, пришедших к революции ценою длительных «хождений по мукам».

Анюта — невеста Мирвольского — человек совсем иного темперамента. Ее судьба тоже интересна, и поучительна. Она — из той же трудовой интеллигенции, но, может быть, оттого, что юность ее слагалась труднее и она рано привыкла к самостоятельности, — Анюта приходит в революцию значительно быстрее и легче Мирвольского. Он — ее учитель и наставник — становится в конце концов ее учеником.

Анюта редко появляется в романе. Но обычно те эпизоды, в которых она действует, дают полное представление о ее характере. Особенно хорошо написаны сцены, связанные с работой Анюты я подпольной типографии.

1905 год, стоящий в центре третьей книги, особенно обстоятельно-воссоздан С. Сартаковым, начиная с первых известий о расстреле рабочих в Петербурге и кончая вооруженным декабрьским восстанием.

Историзм — важнейшее завоевание автора «Хребтов Саянских». Причем необходимо заметить, что точное соблюдение исторической последовательности событий, без которой невозможно было обойтись в романе о революции 1905 года, не сковало творческой свободы художника. За редкими исключениями ему удается воссоздавать историю через человеческие судьбы, взятые в их неповторимом индивидуальном своеобразии.

В работе над «Хребтами Саянскими» С. Сартаков вырос как художник. Эпопея, состоящая из трех больших книг, представляет собою единое художественное создание. Отдельные композиционные просчеты, некоторая растянутость, схематичность отдельных образов — не разрушают положительного впечатления от романа. Радует язык автора.

С. Сартаков, грешивший когда-то неоправданным, по своей многочисленности, употреблением малопонятных для широкого читателя сибирских словечек и нарочито просторечных оборотов (в том числе и в раннем варианте «Хребтов Саянских»), пришел сейчас к точной, простой и емкой художественной речи.

Язык его героев обычно не нуждается в авторских пояснениях — сразу видно, кто говорит.

Вот начальственная речь «хозяина города» Баранова: «Не туда ты пришел, милочек, я не солнце — всех не обогрею. А потом тоже знай: больше мест в больнице будет, больше и люди болеть станут, это, милочек, закон природы, она не терпит пустоты».

Торговца Могамбетова сразу же можно узнать по характерной расстановке слов, хорошо передающей и его национальность и его ремесло. Вот он пришел на заседание «выборной комиссии» просить, чтобы ему позволили увезти в Красноярск вагон рыбы: «— Зачим взятки? — закричал Могамбетов. — Уй! Хороший человик, говоришь — взятки. Плачу сто рублей. Двести рублей. Тебе, ему, кому хочешь. Давай вагон».

Речь Лакричника, этого доносчика по призванию, выделяется своей витиеватостью «— Прощайтесь, глубоко уважаемая. Даже при вящем к вам благорасположении продлить миг свидания я не имею права… Неокрепший в результате полученной травмы организм…»

С. Сартаков выступил в «Хребтах Саянских» как зрелый мастер пейзажа. Картины природы обычно даются писателем в точной реалистической манере, но в то же время он не боится и смелых сравнений, введения сказочных образов, широкого использования устного народного творчества. Соединение реалистических, сугубо «прозаических» деталей с образами торжественного или сказочного плана — характерная черта С. Сартакова-пейзажиста. Вот, например, описание Уды: