Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

— Что мне с него, с хворого? — дернул плечами Петруха. — С тобой хочу побеседовать. Сядь на приступок. — Он вытащил из кармана шелковый вышитый кисет и закопченную кореньковую трубку. — Принеси огонька, — кивнул, набивая трубку табаком.

Клавдея колебалась. Гостеприимство обязывало оказать гостю услугу, но тон Петрухи был так резок и насмешлив, что Клавдея почувствовала обиду. Она шагнула вверх на две ступеньки и остановилась.

— Не надо, — сжимая трубку зубами, бросил Петруха, — есть.

Он вытащил из кармана огниво.

— Что не садишься? — спросил, раскуривая трубку.

Едкий дымок пополз по лицу Клавдеи. Она не любила табак и брезгливо отстранилась. Во всей родне у нее не было курящих.

— Садись, — настойчиво повторил Петруха.

— Пойдем в избу, — пригласила Клавдея, — что же на пороге сидеть?

— Успеем и в избу. Чаем, поди, угостишь? Аль нечем гостя потчевать?

— Что есть, — покраснела Клавдея, — не из богатых. Сама, может, и не емши, а гостю хлеба с солью найду.

— Ладно, — сощурился Петруха, — не за угощением приехал. Как думаешь дальше, Клавдея: все еще самой хозяевать или пойти к хозяевам?

— Недвижим Ильча, все проели, — тихо ответила Клавдея. — Что буду делать, как не по людям ходить? Есть чего-то надо.

— Нужна мне работница. Ты сильная, — Петруха снизу взглянул на крепкие, ладные ноги Клавдеи, — на ноле сработаешь за мужика и по хозяйству бабам пособишь. Не позвал бы я, может, тебя, да вспомнилось, отец говорил, Ильча был прилежным работником. Ну что ж, теперь ты у нас поработай. Не пропадать вам, в самом деле Так уж. видно, и кормиться вам всю жизнь от нас. Ладно, прокормлю, хватит у меня.

Клавдея задумалась. Она не любила и боялась Пе-труху. Уж очень он был жесток и груб. Знала, что даже жена его Зинка — не гак давно женился Петруха — ревмя ревет от побоев. Погналась за богатством, вот теперь и обливается слезами, и сладкий кусок в горло не идет.

Отказаться? Не пойти к Петрухе в работницы? А куда же деваться тогда? Все, все проедено. Платка на голову лишнего нет. Только изба — четыре стены и осталось всего. И никто, никто не берет на работу, знают — хворый муж будет связывать В город бы, к Лизаньке? Так пересказывают люди, что она и сама в работницах. Да опять же — с Ильчей как? С ним куда там деваться? Одной пока пойти — как на чужих людей Ильчу здесь оставить? Только ею, Клавдеей. он и жив еще. Вернешься потом к холодному. Как быть? Откажи сейчас Петрухе — найдешь ли себе хозяина потом?

Крепко задумалась Клавдея.

— Ну как, решила? — засмеялся, играя бровями, Петруха.

— Не знаю, что и делать, — взялась за щеку Клавдея, — с Ильчей поговорю.

— Давай говори, — согласился Петруха.

— Только как же я у тебя работать стану? — остановилась вдруг Клавдея. — Здесь избенка своя. Куды я Ильчу дену?

— Об этом речь другая Избенку-летничек мне на пашню нужно, взял бы я у тебя. Все одно в людях работать, — своя изба тебе теперь ни к чему. А Ильчу увезешь ко мне, на дворе в зимовье с ним жить будете.

— Что же я избенку-то отдавать буду? Бог даст, Ильча поправится…

— Думай, — кивнул головой Петруха. — А по-моему так: поправится, и опять уйдете от меня — не то избенку, с мое наживете.

— Уж и не знаю, — вовсе растерялась Клавдея, — пойти или не пойти? Каку ты мне плату положишь?

— Поработаешь — посмотрим. Заплачу.

— Так-то оно так…

— А что?

— Говорят люди: порядись на берегу, а тогда уж за реку.

— Знал бы я твою работу, сказал бы сразу.

— Не сленюсь.

— Ну и за расчетом дело не станет.

— Поговорю я с Ильчей.

— Говори, — цыркнул слюну через зубы Петруха. — Поеду я. Чай пить не стану, — усмехнулся он, вставая. — Завтра скажешь, что надумала. Только помни: к вечеру не придешь — подряжу другую.

Петруха отвязал жеребца, похлопал ладонью по его жирному заду и вскочил в седло. Жеребец присел и рысью бросился вон из ограды.

— Прощай, Клавдея, не скучай, — подмигнул на ходу Петруха, — завтра увидимся.

Клавдея его слов не слыхала. В раздумье она поднималась на крыльцо.

Заморгал глазами Ильча, когда Клавдея рассказала ему про беседу с Петрухой, оттопорщились давно не стриженные усы.

— Теперь ты, Клавдея, дому голова. Отжил, видно, я. Как тебе способней, так и делай. Покормил я тебя, пока могутен был, теперь покорми ты меня. Дай-ка руку, Клавдея. — Ильча стиснул влажными пальцами крепкую руку Клавдеи, погладил ее. — Вот она где, силушка. Родная, береги ее… Подсоби-ка подняться.

Легок он стал, как соломенный. Подняла его под мышки Клавдея и прислонила спиной к подушкам. Ильча закашлялся.

— Не хочу тебя неволить, Клавдея, — отдышавшись, выговорил он, — а только придется, видно, тебе в работницы пойти… И выходит… опять… к Сиреневым.

25