Например, жаркие дискуссии вызвала идея введения 15 %-ного барьера для выхода во второй тур голосования. В целом делегаты съезда были склонны согласиться с таким решением при определенных условиях, принимая во внимание логику объединительных процессов и возможность избежать нежелательных кандидатур среди самих социальных демократов, но в большинстве все же настаивали на снижении барьера. Отдельно затрагивались вопросы, связанные с возможностью сближения между центристами и «независимыми республиканцами». Однако многие аспекты этого сближения упирались в наличие высокого избирательного барьера для прохождения во второй тур. Сама правительственная стратегия объединения центра и заключения соглашения между сторонниками Жискар д’Эстена и центристами встретила понимание со стороны участников нового движения, хотя активисты ЦСД по-прежнему подчеркивали свое отличие от классических правых и различие политической культуры[535]
.Обосновывая свою центристскую позицию, социальные демократы традиционно подвергали критике голлизм, называя его «сложной и двусмысленной идеологией». Они указывали, что мажоритарная система выборов является «дьявольской машиной», которая благоприятствует крупным избирательным блокам и снижает шансы тех, кто оказывается зажатым между ними. ЦСД подчеркивал, что «без пропорциональной системы центр невозможен», что в существующих условиях он испытывает серьезное давление, как справа, так и слева. Но участники съезда считали, что центр все же сохранился и существует, хотя не обладает своим правом голоса, автономной парламентской жизнью и четким образом[536]
. В выступлениях делегатов съезда сохранился традиционный для христианской демократии антикоммунизм. В заключительной речи Ж. Леканюэ отметил: «Чередование предполагает вступление антагонистов в одну и ту же систему ценностей цивилизации, принятие одних и тех же правил институтов, принятие одного и того же глобального типа общества…. Если социалисты одержат верх с помощью коммунистов, они не осуществят чередование, они откроют революционный процесс»[537].В целом, ЦСД рассматривался его руководством как «истинный» центр и как главная сила расширенного большинства. Ж. Барро в своем докладе подчеркивал: «…мы провозглашаем наше желание быть социологически наиболее богатой партией большинства, широко открытой всем социальным категориям и предлагающей свой голос всем тем, кто лишен его, кто не признан как желаемый собеседник, будь он рабочим или крестьянином, саларье или инженером, молодым или старым, безработным по необходимости или без профессии. (…) Мы являемся партией гражданского мира»[538]
. Такая амбиция, с одной стороны, свидетельствовала о новой попытке сыграть решающую роль в политическом раскладе сил, подобной роли МРП в годы IV Республики, а с другой, несла в себе зародыш будущих конфликтов, ибо, пожалуй, впервые столь явно христианская демократия декларировала готовность сотрудничать с различными политическими силами, одновременно настаивая на своей оригинальности. ЦСД, по сути, выступает как единственный наследник политической традиции христианской демократии.Но поддерживая политику Жискара, ЦСД лишался важного аспекта своего существования как национальной политической партии – права иметь собственного кандидата на президентских выборах. Поддержав В. Жискар д’Эстена в 1974 г., социальные демократы должны были поддержать его ив 1981 г. В этом плане президенциализация ЦСД (как и других крупных политических партий) оказалась незавершенной. Партия лишила себя возможности завоевать власть в соответствии с логикой институтов. Впоследствии вступление в СФД еще больше усугубит ситуацию[539]
.