Христианский Восток и Россия. Политическое и культурное взаимодействие в середине XVII века

Подлинная запись в Дворцовых разрядах о том, что 15 мая 1654 г. из Успенского собора в Вязьму отпустили икону Богородицы Иверской, «которая принесена в царствующий град Москву из Царяграда от Парфения, патриарха цареградского»[680], требует специального исследования. По-видимому, в Разрядном приказе были плохо осведомлены о событиях, связанных с иконой, из-за отсутствия информации о ней в приказных бумагах. В.Г. Ченцова справедливо отмечает, что не существует никаких документальных свидетельств о торжественной встрече первого списка Портаитиссы в Москве[681].

Осуществив миссию главной покровительницы русского воинства в 1654 г., икона Иверской Богоматери вернулась в Москву. Дворцовые разряды не содержат подробных сведений по этому поводу. В феврале 1655 г. столица переживала последствия опустошительной эпидемии, которая поколебала основания города, «привела в смятение жителей и обезлюдела большинство его домов и улиц»[682]. Возможно, в то время записи в Дворцовые разряды велись не очень подробно. Другой наш источник, Павел Алеппский, также не упоминает Иверский образ, хотя детально описывает царские знамена, бывшие в походе. Павел, как и сам антиохийский патриарх Макарий, мог наблюдать за торжественной процессией только из окон своих келий на Кирилловском подворье в Кремле. Согласно существовавшим в ту эпоху правилам Посольского приказа, иностранцы не имели права покидать место своего пребывания в Москве до аудиенции у государя[683].

Патриаршая Иверская икона могла вернуться из похода до того, как в город вступили царские войска. Она упоминается в источниках вновь в связи с торжественным богослужением в Успенском соборе 10 декабря 1655 г. по случаю возвращения Алексея Михайловича «ис польския земли», когда «государь святейший патриарх из Крестовыя полаты шел в соборную церковь со властьми и з боляры, а пред ним, государем (несли. – Н. Ч.), образ пречистыя Богородицы Иверския Иверскаго монастыря священницы и диаконы»[684]. Павел Алеппский уточняет, что это были греческие святогорские монахи и монахи строящегося подворья Валдайского Иверского монастыря в Москве[685]. По окончании встречи царя и отпуста в Успенском соборе икону снова отнесли в патриаршие палаты[686].

Источники показывают, что почитание Иверской иконы Богоматери в России утверждалось, с одной стороны, благодаря ее прославлению и созданию многочисленных копий для царской семьи, с другой – вместе с сооружением Валдайского Иверского монастыря, обустройством его московского подворья, освящением там новой церкви[687]. На валдайском подворье в Москве Портаитисса патриарха Никона находилась вплоть до ее отправки на Валдай[688]. Архидиакон Павел свидетельствует, что в конце 1655 г. икона уже имела драгоценный оклад ценою в 60 000 динаров[689]. Может быть, поэтому образ, предназначенный для Валдайской обители и украшенный золотом, серебром и драгоценными камнями, патриарх Никон не отпустил из Москвы снова в поход. Косвенным подтверждением тому служит указ Никона старцам Валдайского монастыря, в случае опасного приближения к ним военных действий, отправить икону в Новоиерусалимский Воскресенский монастырь. История создания второго списка Портаитиссы, его дальнейшее прославление и бытование в Московском царстве не позволяют усомниться в том, что инициатором заказа первой копии иконы Иверской Богоматери мог выступить кто-либо, кроме будущего патриарха Никона. По архивным документам известно, что Никон, будучи еще архимандритом Новоспасского монастыря, стал собирать греческие иконы, привезенные в Москву с христианского Востока, в том числе и из Ивирона[690].

Появление Влахернской иконы Божией Матери и главы Григория Богослова в русской столице отмечалось как всенародное торжество. 17 октября 1653 г. реликвии были торжественно встречены царем и патриархом «на Лобном месте со кресты»[691]. На следующий день состоялось празднование принесения чудотворного константинопольского образа. Икона Богоматери Влахернской не выписывалась русским правительством с Востока специально. О ней стало известно в Москве благодаря представителям греческого клира, в частности, вселенскому экс-патриарху Афанасию Пателару, который находился в столице с апреля по декабрь 1653 г.[692] В «Слове понуждаемом» бывший константинопольский предстоятель особо отмечал роль иконы Влахернской Богоматери и других реликвий, подающих помощь русскому государю в борьбе с врагами православной веры. По всей вероятности, Афанасий Пателар имел доверительные беседы с царем и патриархом, во время которых мог привлечь их внимание к константинопольской святыне. Как пишет Павел Алеппский, Влахернская икона участвовала в литургии Успенского собора в воскресенье перед мясопустной неделей 1655 г.[693] Кажется, это первое упоминание об использовании образа во время богослужения в Кремле. Весной того же года (во вторую неделю Великого поста) икона, поставленная в санях напротив царя, была отправлена в ставку государя[694].