Христианство. Католичество. Реформация

А. Известный исследователь и богослов А. Швейцер еще в 30-е годы XX в. обратил внимание на т. и. эллинизацию апостола Павла. Такой феномен был связан с ослаблением эсхатологических ожиданий апостола: мистика Павла – как мистика бытия «во Христе» – скоро перешла к эллинизации всего Христианства. Эллинизация состоялась благодаря четвертому Евангелию, Игнатию Антиохийскому и другим отцам Церкви конца I и начала II вв.

Таким образом, Швейцер указал на «эволюцию» раннего Христианства от Иисуса – через Павла – к Игнатию. Кроме этого, он подчеркивал, как разницу, так и общее с автором четвертого Евангелия Иоанном.

«Процесс эллинизации христианства, – далее отмечает А. Швейцер, – сводится к тому, что на рубеже I–II вв. и. э. богословие Малой Азии усвоило мистическое учение Павла о спасении через единение с Христом в форме учения о спасении через приобщение к Духу Христа в таинствах». Оно «перенесло это учение из мира эсхатологических представлений в мир эллинистической мысли. Так в рамках эсхатологического ожидания возникло всем понятное, логичное эллинистическое учение о воскресении к вечной жизни, которое принес Иисус Христос и которое достигается посредством таинств. Оно и послужило затем основой догматического учения греческой Церкви»[706]. Никто иной, как Игнатий Антиохийский завершил этот процесс эллинизации таким образом, что он действительность таинств соединил с иерархическим началом в Церкви, т. е. с монархическим епископатом:

«только то хлебопреломление должно почитаться истинным, которое совершается епископом, или тем, кому он сам предоставит это». – к Смирнянам, VIII.[707]

Таким образом, скоро иерархически-сакраментальное понимание Церкви взяло верх над харизматически-духовным: епископат или епископы на местах руководили всем и определяли все.

Но, в итоге, и такая модель церковности не оправдала себя в том отношении, что представители епископата, совершающие «действительную» Евхаристию, в итоге, так и не смогли сохранить внешнее, зримое единство одной и той же Церкви на Востоке и на Западе!

Б. В своих и сегодня важных для нас выводах А. Швейцер обращает внимание, как на общее с Павлом, так и на отличительное. Он пишет:

«мистика Павла выше мистики Игнатия-Иоанна не только в отношении этики, но и в отношении духовности. Это связано с различием представлений о Духе.

У Павла Дух соединяется с духом человека, т. е. с его душевной сущностью, и действует через нее». А «в мистике Игнатия-Иоанна он вступает в соединение с человеком как материальным существом и даже с материей, как таковой.

Этого, – продолжает Швейцер, – требует эллинистическая логика: поскольку позднеиудейское эсхатологическое представление о воскресении было вытеснено эллинистическим, телесное воскресение и его опосредование таинствами должно теперь объясняться воздействием Духа на плоть. Материальная концепция Духа пришла на место чисто духовной»[708].

Иначе говоря, на месте подчинения Тому же Духу, необходимого для человека, была узаконена «действительность таинств» – на основе беспрерывной цепочки рукоположений. А на месте видимых плодов

Духа – официальный статус получила как бы автоматическая передача «власти» при хиротонии для действительности тех же таинств[709].

Впрочем, это вынужден признать и современный Катехизис Католической Церкви: священнослужитель, не имеющий Духа[710], и далее не «свободен от всех человеческих слабостей, таких как властолюбие, заблуждения и даже грех»[711].