— А тебе что, в первый раз? — глаза Сымона искали коней.
— Ужас какой, — возгласил Тадей. — Волны, пенящиеся срамотами своими.
Раввуни пожал плечами.
— Это означает — пришло время, — констатировал он.
Толпа приближалась, постепенно окружая их. И внезапно стон, кажется, потряс пригорок.
— Боже! Боже! Видишь?!
Тянулись чёрные ладони, худые жилистые руки. И на закинутых лицах жили глаза, в страдании своем похожие на глаза тех, во сне.
— Продали нас! Рада церковная с татарином спелась!
— Войска стоят... Не идут!.. Не спасают!
— Один ты у нас остался!
— Оружия!
— Продали... Хаты сожжены.
Тысячеглазая боль снизу ползла к школяру.
— Убиты они все! Стань главою! Спасай!
— Люди! Что я могу?..
— Спасай нас! Спасай!
— ...Я нищий, как вы, бессилен, как вы.
— Покажи силу твою! Детей убили.
Призывали глаза, руки, рты.
— Я — самозванец! Я — мошенник!
Но никто не слышал, ибо слова тонули в общем вопле.
— Спасай! Спасай!
— Что делать? — тихо спросил Раввуни.
— Ничего, — ответил Фома. — Тут уж ничего не поделаешь.
И Братчик понял, что тут действительно ничего уж ничего не поделаешь. И он воздел руки и держал их над криком, а потом над тишиною.
Он помнил, какими он видел их во сне.
Весь день и всю ночь кипела, бурлила тысячерукая человеческая работа. Согласно неизвестному пока плану Братчика люди пришли на это озеро, с трёх сторон окружённое лесом. Большое, мелкое и топкое озеро с многочисленными островками.
На самом большом из островков был когда-то замок Давидовичей-Коротких, наследников прежних пинских князей. Замок давно был разрушен. Оставалась лишь затравенелая дорога через лес. Она когда-то была засыпана камнем, потому и не заросла.
Столкнувшись с озером, дорога всползала на искусственную дамбу и шла по озеру ещё саженей триста, пока окончательно не обрывалась. Когда-то, как замок еще был цел, людей и коней перевозили отсюда к острову на больших тяжёлых плотах. Теперь и плоты догнивали по берегам и на дне. Да и сама дамба заросла по двум склонам большими уже медноствольными соснами, чёрной ольхой, дубками и быстрыми в росте исполинами-осокорями.
Толпа занималась тем, что тянула дамбу ещё дальше. Мелькали лопатки, скрипели колёсами возы с песком, сыпалась земля. Погрязая в иле, люди тащили верейки с землёй, трамбовали. Кипела яростная работа. Все верили: не успеешь сделать дело в срок — конец. За сутки дамбу протянули ещё саженей на двести. До островка оставалось ещё столько, сколько было сделано, с небольшим хвостиком. И тут работу остановили. Начали загонять в дно сваи с ровно срезанным верхом.
Только тут очнулась Магдалина. Приказала позвать Христа. Вместо него пришёл цыган Сымон Кананит, сказал, что Христос, Фома, Иуда и ещё несколько человек ловят по дороге беглецов и заставляют их идти в Крицкое урочище, где собрался уже какой-никакой народ: остатки разбитых сторожевых отрядов из маленьких городков, вооружённые вольные мужики, мелкая шляхта... Магдалина ахнула, узнав, сколько была без сознания.
— Да ты понимаешь, что Анею они из кляштора повезли?!
— Анею? Поздно. Выпачкались в такую кулагу, что будем ли живы. Останемся на земле — найдёт. А нет, так и Анея и другие будут нам без надобности.
...Христос действительно тем временем задерживал беглецов. Наскрёб немного людей. Гонцы с озера доносили, что дело идёт, но до окончания ещё довольно далеко. Гонцы с татарской стороны оповещали, что Марлора идёт, что он близко, что часть всадников, во главе с Селимом, отделил и послал на Волхов: гнать скот для котлов, коней для подмены и жечь по пути деревни, городки и крепости. Христос, услышав о разделении, начал ругаться так, что гонец из уважения только головою крутил... Потом он сел и думал несколько минут. Христос надумался. Позвал распорядителя, мрачно повелел:
— Побыстрее загоняйте сваи. Не успеваем... Поэтому ты, гонец, скачи к Марлоре, неси ему вот горсть земли.
— Ты что? — побледнел гонец. — Землёй кланяться?!
— Лучше пригоршней, нежели всей, да ещё с твоей шкурою в придачу. Скажи, что воеводы разбежались, что попы молятся, что не имеют они права говорить, когда сам Бог тут... Скажи: пускай возьмёт сорок человек и ожидает меня на Княжьем кургане. Скажи: я возьму тридцать воинов. Слово даю.
— Да нас двадцать восемь, — уточнил начальник стражи.
— Со мною Фома и Иуда... И я приду к нему. Будем говорить. А войска наши пускай будут далеко за нашими спинами. За треть дня пути. Ну, давай.
Гонец пустил белого вскачь.
Глава XXXII
МЯСО ПО-ТАТАРСКИ, ИЛИ ПОДСТАВЬ ДРУГУЮ ЩЕКУ
Если же предводитель, сюзерен твой, требует от тебя, вассала, чтобы ты шёл в сечу, скакал на турнир или просто зарезался — иди, скачи, зарежься, так как сердце властелина в руке Божьей, и если ты сделаешь то, что требуют, то сделаешь это не только властелину, но и Богу своему, милой родине своей.
«Кодекс рыцарской Правды»
Затем как-то раз я присел под кустик и подтёрся мартовской кошкой, попавшейся мне под руку, но она мне расцарапала своими когтями всю промежность.
Рабле