Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

— Люди... Люди ваши тянут каждый в свою сторону. Нет и не будет у вас такого, как у нас. — Он привстал на колени и водил мутными глазами вокруг. — Вот смо­три! — И он хлопнул в ладони. — Джанибек.

Сильный, не старый ещё джура сделал шаг вперед. Не склонился, не упал в ноги, словно понимал, что его ожидает, и знал, что перед этим все равны и даже он, джура, направляясь на это, становится рядом с ханом.

— Да, мудрейший, — спокойно, словно по ту сторо­ну, смотрели ласточкины крылья глаз.

— Докажи свою преданность ханству и мне.

— Да, ликом подобный луне.

Невольно холодея, стояли на склоне воины Хри­ста и он сам. Джанибек спокойно отдал соседу тул, щит, раскрутил аркан и сбросил кушак, стащил коль­чугу. Потом куце пошёл с кургана. Марлора смотрел на него с достоинством, и ветер шевелил вуаль вокруг его мисюрки.

Джура сошёл в полной тишине. Снял кривую са­блю — ялмань, воткнул её концами в землю. Сильно воткнул. И потом — никто и слова сказать не успел — бро­сился на неё животом, надавил, с силою прошёлся от расширения на конце лезвия едва не до самого эфеса.

Лезвие всё глубже входило в тело, и он опускался. Христос стоял белый, как бумага.

— Видишь ты, желтоухий?! — торжествовал хан.

Джанибек вдруг закричал, грызя землю:

— Не забудь меня в раю Аллаха, всегда разумный! Не обдели меня, когда приведёшь туда избранный твой народ!

Глаза у хана сияли. Он подождал ещё немного и обратился к соседу Джанибека:

— Достаточно. Он уж найдёт отворёнными врата Эдема. Опусти ради друга саблю пощады.

Тот неспешно пошёл по склону. Потом снизу долетел хлёсткий удар.

— Ну, — обыкновенным голосом сказал хан.

Христос уже оправился.

— Что ж, одним врагом меньше.

— Вот чем мы побеждаем, — оскалился хан. — Есть такое у вас? Может быть?

— Упаси Бог нас даже от побед, если они основаны на таком. Если у нас будут такие победы — это конец. Они у нас будут иные либо никакие... А за это твой стан я сделаю владением ёжиков и болотом.

Спокойный гнев кипел в его очах. Глазки Марлоры усмехались, лицо словно замаслилось.

— Тц-тц-тц. Нехорошо говоришь. А как же «вра­гов любить»? А закон твой что гласит? — Хан повер­нулся одной щекою: — Кто ударит тебя в правую щеку твою... — и Марлора, будто бы получив один удар, по­воротил голову.

— Подставь ему и вторую, — спокойно продолжил Христос.

И вдруг — никто не успел заметить — он нанёс хану сокрушительный удар в зубы. Лязгнули челюсти. Марло­ра покатился с кургана.

Крымчаки схватились за сабли. Но вокруг Юрася уже мелькали, наложенные на натянутые оленьи жилы, перистые стрелы.

— Вот так ты и будешь лежать, вверх воронкою, — уточнил Христос.

Хан поднялся. Лицо его было в земле, и нельзя было не ужаснуться, глядя в его глаза. Джуры повесили головы: знали, что это, возможно, последний их день, ибо свиде­тели позора не должны переживать позор.

— Эй, хан! — завершил Христос. — Ты помни: нельзя играться с мягкой рысьей лапой. Не пугайся. Не тронем. Бери орду. Иди прямо на север. Я тебя ожи­даю. Я немного и один буду. Успеешь шкуру содрать — твоё счастье.

Люди начали спускаться с кургана к коням. Пятились.

Глава XXXIII

МЕЧ И ЖАЛО

Татарове с большим лупом шли... против которых... он, с малым людом выправившись, народ поганый с помощью Божией неожиданно поразил и разгромил и лупы поотбирал.

«Хроника Белой Руси»

И истоптаны ягоды в точиле за горо­дом, и потекла кровь из точила даже до узд конских, на тысячу шестьсот стадий.

Откровение, 16:20

Тяжело честному противу воды плывать.

«Хроника Белой Руси»

Дорога спускалась по пологому склону и потом входила в лес. Приблизительно посередине рос на этом склоне величественный старый дуб. Христос стоял под ним, задрав вверх лицо.

— Что, не видно? Тумаш!

В дубе, на высоте пяти саженей, было дупло, а из него торчало круглое, с отвислыми щеками, лицо Фомы. Вытаращенные глаза вертелись. Казалось, в дупле сидел большущий пугач. Потом этот пугач свистнул.

— Появились. Катят сюда. Ты прибавь ходу. Если до пущи, до дамбы схватят — и отец небесный тебе не поможет. Одному худо.

Юрась двинулся вниз по склону.

— Эй, Юрась, коней они погнали. Быстрее! Быстрее!

Юрась шёл медленно, как прежде. До леса от него было недалеко. До гряды — саженей двести пятьдесят.

И тут орда появилась на гребне гряды. Один всадник... Десять... Много, до ужаса много всадников. Hа гребне словно вырос лес.

Фома в дупле напрягся (лицо стало как слива), сжал кулаки и закрыл глаза: он все ещё иногда испытывал свою веру, не мог забыть метеора. Потом раскрыл глаза — орда была на месте.

— Веры маловато, — тихо признался Фома.

И словно в ответ ему, промолвил Христос:

— Силы. Силы маловато.

Он медленно шёл к пуще. И вот спиною почувствовал: заметили.

— Ага-а-а-а-а! — певуче завопил голос.

Безумнo закричал Марлора. Потом взревели бубны, послышался всё возрастающий оглушительный топот; с гиком ринулась лава.

Фома обомлел: школяр шел медленно-медленно. Тумаш неверный не знал, что если кого догоняешь оравой, a тут видишь, что он, один, идёт и не спешит, словно ему начхать, ярость погони делается выше сил догоняющего.