Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Через час после того, как гонец поскакал за пала­чом, лицедеев вывели из временной маленькой камеры в нижнем этаже западного нефа и повели по узкому, как подземный ход, коридору. Дикие стены и низкий, рукой достать, свод давили на душу. По сторонам встречались каморы вояк. Там блестели на стенках щиты и мечи. В го­рячем влажном воздухе едва трепетали языки свечей, пахло потом, кожаными ремнями, ржавчиной, оружей­ным маслом. Стража молча шла вокруг, а впереди, с фа­келом, шёл Пархвер, сгибая голову. Лишь теперь можно было понять, откуда такие шрамы копоти на сводах.

Во втором нефе каморы встречались реже: видимо, каждая дверь вела в несколько комнат. Там, где эти двери были открыты, можно было увидеть, что жилища тут по­богаче: висели на стенах ковры, серебряные зеркала, на маленьком наборном столике за одной дверью Юрась за­метил большие, очень богатые шахматы.

Вошли и в тронный зал, скупо освещённый двумя каминами, десятком смолоскопов и верхним светом че­рез узкие окна. Стены тут были белёные, разорванные кое-где гранитными неоштукатуренными сверху глыба­ми. Сделано это было для красоты: ровная белая поверх­ность, а на ней, пятнами неровной формы, серые, крова­вые, зеленоватые стороны камней. Тут и там эта красота была занавешена старыми коврами и нездешними гобе­ленами. На них висело оружие.

— Схватить бы, — шепнул Роскош.

— Ну и дурачина, — прошелестел цыганистый. — Всем известно: клинки прикреплены к ножнам. Чтобы не хватали оружие при особе короля, если ругаться начнут.

Трон белой кости, украшенный золотом в другом конце. Два железных животных словно окружили его с двух сторон: волк и орёл.

Возле стен стояли скамьи, застланные покрывалами из сукна и мехов, и скамьи-сундуки со спинками. Из одной такой скамьи слуга, откинув сиденье, доставал сейчас се­ребряные и золотые кубки, длинные столовые ножи — в каждом дюймов пятнадцать, — ложки и прочее. Клал их на разостланную скатерть. Во время больших приёмов к этим скамьям приносили и ставили буквой «П» столы.

У цыганистого, когда увидел такое богатство, даже заблестели глаза. А Богдан и внимания не обратил. Смо­трел на резные спинки скамей. На них сидели за столами люди в богатых одеждах, чокались огромными кубками и кружками, вгрызались в окорока и оленьи сёдла.

— Богато жрут, — проглотив слюну, шепнул он.

— Замолчи! — рявкнул Пархвер.

Маленькие, страшно маленькие, они шли по залу.

Своды были где-то неизмеримо высоко, даже значитель­но выше недостижимого дневного света из окон. Даже настолько выше его, что безнадежно терялись во мраке. Кружилась голова, если случайно глянешь вверх.

Тускло блистал над троном серебряный овал с впи­санным в него прямым шестиконечным крестом — ста­рой, ещё до времён Волчьего Хвоста [3], эмблемой этих земель. Языческой ещё эмблемой, которую оставили за схожесть со знаком Креста.

— Эно... взгляни, — сказал Акила Киёвый, — эно... Юрий святой.

Ещё выше креста, уже почти в полном мраке, возно­сился над всем, угрожал мечом и прикрепленным к стре­менной петле копьём железный, покрытый помутневшим серебром конный богатырь, общий Патрон.

— Н-ну, вороново мясо, — сказал со смехом Пархвер. — Побыстрее, холеры. Вам и Юрий не поможет. Moгy вот вам под конец чудо показать. Ну-ка ты, лысый, задница святого Петра, ступай к княжескому месту.

Жернокрут колебался.

— Ступай-ступай. Убивать не буду.

Мирон медленно пошёл. Перед княжеским местом пол зада немного, на три-четыре узких ступеньки, подни­мался. Жернокрут ступил на первую, вторую, третью... И тут случилось что-то такое, от чего можно было посе­деть. Звучный, металлический, страшный по силе лай за­бился о стены, начал взрываться под сводами.

Взъерошив железную, похожую на перья, щетину загривка, широко раскрывая пасть, бурчал, лаял желез­ный волк. Медленно поднимались крылья орла.

Жернокрут кубарем скатился вниз, побежал к осталь­ным. Лай умолк, и от внезапной мёртвой тишины зазве­нело в ушах.

— И железо на вас лает, — оскалил зубы Пархвер. — Потому что каждому своё место. И никакому человечку без позволения выше первой ступеньки не идти, и впе­рёд не бросаться, и место своё знать... Ну, побыстрее, по­быстрее.

Молча потащились они по коридору первого вос­точного нефа.

— Что будет? — очень тихо спросил у Юрася тот, кого он звал Иосией.

— Боюсь — конец, — ответил Братчик. — Иначе он бы нам того тайного средства от покушений не показал. Ты слыхал когда-либо об этом?

— Нет.

— И я. Всё, значит, уже решено.

Они шли в мрачной тишине. Трепетали огни фа­келов.

— Руки связаны, — пожалел Братчик. — Не думал я, что такой скорый будет конец.

Иосия промолчал.

...Они поднялись по крутым ступеням и вошли в судный зал.

— Микипор, — обратился Пархвер. — Ступай сей­час к войту, возьми у него ключи от пыточной и камен­ных мешков.

— Не надо, — вмешался вдруг мягкий, очень бога­тый интонациями голос из угла. — Отдохни, сын мой Микипор. Я схожу сам. Мне надобно видеть войта.

Никто не заметил, что в тёмном углу за столами сидел над свитком Флориан Босяцкий, и потому все вздрогнули от неожиданности.