Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

С надеждой сказал и тоской.

И вдруг в небесах запели:

«Дивчина, Господь с тобой».

Тихий голос говорил, что кто-то желанен, мил и любим. А над всем этим в лунном дыму распростиралось бездонное небо, и мерцала в нём то белая, то синяя, то радужная звезда.

Утром он перескочил через забор:

— Я приду вечером и заберу тебя.

— Да... Да...

— Навсегда. Я только должен подготовиться.

— Я жду.

...Он шёл улицей, и его лицо было как будто восста­новлено тем, что с ним произошло. Возможно, потому, что в нахальных когда-то, плутовских глазах жило тихое и доброе сияние.

Ещё весьма издалека он увидел, что навстречу ему двигаются двенадцать обеспокоенных фигур. Но раньше, чем он успел хоть немного приблизиться к ним, на него выскользнул из переулка пьяный с утра, длинноволосый страшный и звероподобный, в своих шкурах Ильюк Спасоиконопреображенский.

— А-а, Иисусе милостивый, — он едва держался на ногах. — Вот где встретились! Позвольте рончку. Я ведь, можно сказать, твой Илия. Тот, о котором ещё Исайя гово­рил: «Глас вопиющего в пустыне». Я... — и тут он с размаху чебурахнулся в большущую лужу, — Иоанн Креститель.

— Что это за свинья? — брезгливо спросил Тумаш.

— Илия, — объяснил Братчик. — Каков предтеча, таков и мессия.

— А я ведь... подготовил путь твой перед тобою.

Фома-Тумаш подморгнул. Сила-Якуб и Ле­вон-Пётр схватили предтечу за руки и поволокли. Он пахал ногами землю, делая две борозды:

— Не узнаёшь? Отрекаешься? А я ведь тебя в Иор­дань макал! Ну, погоди-и! Пророчествовал я! Изведаешь ты теперь мои пророчества! Глас Божий был у тех ноч­ных людей. Жди-и!

Юрась плюнул и двинулся дальше.

Когда они сворачивали с Мечной улицы на улицу Ободранного Бобра, навстречу им попалось два десятка всадников в красных плащах: замковая стража. За ними тащилась очень оборванная закрытая карета, запряжён­ная парой хороших белых лошадей.

Христос не обратил на них внимания. Ему было не до того.

...Через несколько часов они сидели в комнате Юрася и спорили. Спорили люто.

— Женится он, — иронизировал Левон-Пётр. — Не успел появиться пан Иисус, как он, знаете ли, женит­ся, — табачные глаза Левона бегали. — Ясно, что тут та­кое: брак под плетнём, а свадьба — потом.

— Я тебе, Левон, сейчас дам по твоей апостольской плеши, дабы от языка своего ядовитого избавился, — спо­койно предупредил Юрась.

Конавка потерял равновесие. Застонал едва не с от­чаянием:

— Да ты понимаешь, что это такое будет, твоя свадьба? Ты ведь сразу как Христос брякнешься. Ты ведь сам недавно говорил, что будешь плыть, как судьба несёт, возвышаться, власть брать, деньги брать. — И передразнил: — «Раз уж останусь в этом навозе, ра-аз все эти свиньи».

— Вчера думал, — объяснил Братчик. — А сегодня гадко мне.

— Яна Крестителя помнишь? — нервно спросил горбоносый мытарь. — Воры мы. Нельзя остановиться, раз попали, как сучка в колесо. Визжи да беги. Остано­вишься — они тебе припомнят, что ты и кто ты. На дыбе вспомнят, каково оно, вознесение да в небо взятие. Люд тебя в клочья разорвёт.

— Как хотите, — упрямо повторил Христос. — Я должен...

— Перед кем? — завопил еловым голосом Якуб Алфе­ев. — Перед девкой той? Да спи ты с ней, сколько хочешь, — слова никто не скажет. Благословлять тебя станут, стопы целовать. Ей, думаешь, что-то другое надо? Ты — Бог.

— Для неё...

— А о нас забыл?! Опять на дорогу?! А жрать что?!

Автух-Андрей по-глупому зазвонил в кармане деньгами.

— А, деньги, — вспомнив, произнёс Христос. — Вот тут каждому по четыре золотых... И мне то же... Я собрал.

И тут вспыхнули страсти.

Братчик никогда не мог представить, что десять че­ловек могут так кричать.

— А потом что? Это на всю жизнь?

— Ещё чтобы казну взять, коней навор... наменять, так тогда ничего. А то... четыре монеты.

— У меня эта самая удачная роль, — скрипел Бавтромей. — Платят как никогда.

— Повезло так, — голова на блюде шевелила тол­стой верхней губой. — А тебе чего ещё надо?! Роптатель ты! Евнух!

— И я!.. Эно!.. Как его!.. Оно!.. Ну, того!!!

— Возлюбленные, — успокаивал женоподобный Иоанн. — Зачем идти? Он не думает. Доброе делает миру и себе.

От крика барабанило в ушах.

— Цыц! — гаркнул вдруг неверный Тумаш. — А я со­гласен с ним. Ради чести.

— Умный человек, — вставил Раввуни и похвалил себя, не удержался: — Почти как еврей!

— Так что ты ещё вякнешь? — угрожающе спросил у Петра Христос.

Тот, избегая взгляда, смотрел в окно.

— А ты подумал, Левон, на какое ты время — Петро? — продолжал Юрась. — И ты подумал, что пока ты нужен — у тебя деньги, а когда ты не будешь нужен — у тебя не будет не только денег, но и головы...

— А ты подумал, Христос, — засипел вдруг Пётр, - что это единожды судьба даёт в руки такой козырь? Что не они тебе, а ты им можешь снести голову? Что протяни ты руку, и Городня твоя... Беларусь — твоя... Жмойская земля — твоя... Подляшье — твоё... Королевство — твоё... Половина земли — твоя. И ты ведь сам ещё недавно согла­шался на это, кажется? Что они могут?! А ты можешь всё.