Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Окончательно удручённый Бекеш ответил ему с от­тенком лёгкой иронии:

— Ну, погуляли. Но это ведь от постылости всего этого. Попойка среди чумных. Декамерон.

— Прекрасная книга, не правда ли? — слегка неесте­ственно спросил резчик.

— Прекрасная, — не дал ему пощады Бекеш. — А вот ты мне лучше скажи, почему ты, Клеоник, толкал­ся между этих обманщиков, водил к ним друзей-фанатиков, поднявших тогда этот кавардак с взятием замка. К живой реликвии тебя потянуло?

— Слушай, Кашпар, — решительно горячился Клео­ник. — Слушайте, брат Альбин из Дуботынья. Кажется мне, мы слегка перегнули. Нельзя быть непокладистым, как те... как наши враги. Иначе, можно одно изуверство заменить другим. А мы, гуманисты, во всём должны от них отличаться... Это интересный человек. Я жалею, что не разобрался в нём. Это достойный внимания человек.

— Шалбер, — резко бросил Бекеш.

— Возможно, но надо понять и это. Что он такое? Откуда?

— Угу. И почему спелся с церковью?

— Не думаю, что это так, Кашпар. Возможно, это несчастье. Возможно, потеря веры во что-то.

— А кто его заставлял врать, помогать выбивать из этой гурьбы последнюю медь, совращать девушек-фанатичек, ширить предрассудки, изуверство, мрак?

— Возможно, обстоятельства. Несчастные обстоятельства. И он не друг церкви. Он... боится. Я сердцем чувствую: висит над ним какой-то меч. И как ты себе хочешь, Кашпар, а я и дальше буду интересоваться им, стараться понять до до последнего и, возможно, помогать, если пойму, что стоит.

Альбин улыбнулся.

— Вера со дна всколыхнулась. — Бекеш не помнил себя. — Побежал за Божьим хвостом. И он ещё провозгла­шал пиетет только разуму и опыту. Прочно же ты их дер­жался! А чем ты докажешь даже себе, что это он? Иисус?

Криштофич понял, что спор может довести до ссо­ры двух лучших друзей. Надо было спасать положение. Три человека на всю Городню. И так их мало повсюду, так мало, а тут и эти поссорятся!

— Полагаю, доказать себе это легко, — тёмные глаза его смеялись. — И убедиться так же легко. Не понадо­бится даже всемирный собор. Протяни руку — и всё... Будете спорить или дадите слово мне?

Друзья притихли. Обоим было уже немного стыд­но своей горячности. Оба радовались, что Криштофич не дал им дойти до взаимных оскорблений. По тону его они догадались, что он сейчас скажет что-то исключительно злобное и меткое: на это он был большой мастер.

— Ну? — буркнул Бекеш.

— Наш ныне здравствующий папа, Лев X, — монах говорил тихо, — сразу после избрания отменил одну древнюю церемонию. Какую, хочу я вас спросить?

— Публичную проверку coram populo, — догадав­шись, прыснул Клеоник.

— Именно, — подтвердил монах. — Мало что, а мо­жет, там сплошные дурные язвы. А то, что он мужик — каж­дый папа докажет, полагаю, и так. Глупое дело нехитрое.

— Не понимаю, куда ты клонишь? — слегка улыб­нулся Бекеш.

— И тебя ещё учили по законам риторики? Бездарь! Так вот, один мой посыл тот, что у каждого можно про­верить его согаm populo.

— Он это уж и так доказал, — произнёс Бекеш, — Христос этот.

— Погоди, теперь другое. Скажите, при каждом ли своём явлении мессия избирает новый образ, пользуется ли старым образом?

— Полагаю... старым... — неуверенно предположил Клеоник. — Разве что ран нет, так как они — дело человеческих рук, да, дело человеческих рук.

— И я думаю — старым. Первообраз Бога-Сына — вещь устоявшаяся и ужасно ценная. Не может он явиться в виде горбуна, безногого, рябого. Недаром ведь на всех иконах он преимущественно похож: каштаново-золотые волосы, голубые глаза, «лицом не кругл».

— Ясно, — понял Клеоник. — Дальше.

— Ещё один вопрос. Скажите, может одна вещь быть сразу в двух местах?

— Нет, — ответил Бекеш.

— И ещё одно. Какую самую главную реликвию при­обрёл при своей жизни для Франции Людовик святой?

Друзья стояли ошарашенные. Уничтожающий, бес­пощадно логичный ход мысли Криштофича начинал от­крываться им.

— Крайнюю... плоть... Христа, — едва выдавил резчик.

— Да. Образ Христа — вещь неизменная, настолько великая и вечная, что Иисус не позволит себе вечно из­меняться, как этот паршивый свет. Одна вещь не может быть в двух местах. Подлинность реликвии Людовика честью своей утвердил Рим. Стало быть?..

— Стало быть, надо произвести у этого плута про­верку согаm populo и заодно убедиться в ином, — зaсмеялся Бекеш. — Вряд ли это подтвердится.

— Хуже другое, — едко и печально продожал Кршитофич. — Наместники Христа считают, что они выше eго. Что подходит Христу — не подходит им. Христу можно было не иметь крайней плоти, папе — никак нельзя, и на то есть строжайший закон. Я совсем не за то, чтобы такое про­изводили со всеми людьми, я — христианин. Но, сооственно говоря, почему? Помилуйте, где тут справедливость?

Умолкли трубы. Тяжёлые половинки врат начат расходиться, в толпе послышались вздохи

— Так и не проверим, — притворно вздохнул Бе­кеш. — Взгляните, как их Лотр провожает... Со слезой.

И в этот момент Клеоник с улыбкой предположил:

— Слушайте, хлопцы, не может этого быть, чтобы Лотр не хотел быть папой... Надеется, видимо?