Христов подарок. Рождественские истории для детей и взрослых

А проходя мимо дома отца Мануила, он вдруг остановился, лицо его выразило крайнее напряжение, как будто он старался что-то припомнить. И припомнил те самые слова, которые отец Мануил сказал ему, когда прогонял его со службы, и пьяным голосом, заплетаясь языком в словах, прокричал их, подняв кулак к небу: «Разве ты Страшного Суда не боишься? Разве ты не знаешь, что за это на том свете будешь кипеть в смоляном котле?»

После этого он опять пошел по дороге.

А тут дорогу пересекала тропа, которая вела к ставку. Машинально он повернул на эту тропу и пошел к берегу.

Видел ли он своими хмельными глазами, что́ делалось на льду, понимал ли, что как раз теперь начали вытаскивать из проруби сети, или померещилось ему что-либо другое, но вдруг на него напал раж, и он со всего размаха пустился вниз по спуску, и земляки видели, как он без кожуха и без шапки, с всклокоченными волосами, казалось, не бежал по льду, а летел над ставком, и попадавшиеся ему по дороге с ужасом расступались. Дети кричали, бабы визжали.

По мере того, как он приближался к большой проруби, из которой тащили невод, всем становилось ясно, что вот-вот сейчас должно произойти что-то страшное, но никто из встречных не решался остановить его, такой у Миколы был свирепый и решительный вид.

И вот уже прорубь в десяти шагах. Земляки замерли с сетями в руках и перестали тянуть их. Еще один миг, раздался всплеск воды, и человек бултыхнулся в прорубь.

— Эй, эй, держи, тащи… веревку!.. Неводом, неводом зацепляй его!.. Гэ-гэ-гэ…

Эти слова, выкрикиваемые, очевидно, земляками, были последним земным впечатлением Миколы, а после этого он сразу очутился на том свете.

III

Для него это не подлежало никакому сомнению. Человек с отчаяния, не переводя дух, высосал всю водку, какую ему дали за кожух, а потом со всего размаху бултыхнулся в прорубь и пошел ко дну, — само собою разумеется, что он может попасть только на тот свет. Другого места ему уже нет нигде.

Но, попав туда, Микола сразу же, с первой минуты, претерпел горькое разочарование. Он думал, всю жизнь так думал, что на том свете всё не так, как на этом, всё такое величественное, торжественное, и с первого же шагу встретил, — нет, что́ он встретил?.. если б это рассказать на том свете, то есть на прежнем, так не поверили бы.

Первым, кого он встретил, был Терентий Вовчок, тот самый глупый мужик, который видел, как он ночью таскал батюшкино сено к себе в сарай. Вовчок идет прямо на него, и не идет, а как-то плывет или скользит по льду, и сам он весь такой огромный и обросший шерстью, а когда раскрывает рот, то это такая пасть, что в ней могли бы поместиться все жители их села даже со своими хатами. Идет и кричит:

— А, это ты, Микола… Ну, вот ладно. Вот сейчас будет тебе Страшный Суд. Слышишь, уже трубы трубят…

И Микола действительно слышит трубные звуки и ни на один миг не сомневается, что сейчас будет происходить Страшный Суд. И в самом деле, вот он уже происходит «на облацех небесных», и, кроме того, «солнце померкнет, и луна не даст света своего».

Микола ведь при жизни часто ходил в церковь и любил слушать, что́ там читают.

А между тем солнце светит вовсю, а что всего удивительнее — и луна тоже светит, как будто старается пересветить его.

«Ох, что-то тут не так, — думает Микола, — не произошло ли какой ошибки? Не забыли ли в предпраздничных хлопотах потушить солнце и луну?»

Но, как бы то ни было, Страшный Суд таки происходит. И происходит он, — вот тоже и этому земляки не поверили бы, — в волостном правлении. Ну, да, та же самая хата, так же точно в ней длинный стол, покрытый зеленой клеенкой, и клеенка эта такая же грязная и засаленная и точно изгрызенная мышами, а на стенах висят портреты высокопоставленных особ. То самое волостное правление, в котором еще недавно судили его. Разница только та, что оно такое огромное, что в нем может поместиться весь мир.

А за столом сидят судьи… да нет же, не может этого быть! Ну, кто же поверит, что на Страшном Суде сидят те же самые судьи, что и в волостном? Попробуй-ка рассказать землякам — они скажут, что это сказки, осмеют. А между тем действительно сидят как живые: вот Марко Щукодав, с рябым лицом и такими хитрыми черными глазками, которые, кажется, видят человека насквозь, а рядом с ним Михайло Струненко, высокий, тощий, с большим тонким носом, с длинной узенькой бородкой и с опущенными книзу тонкими, как ленточка, усами, и так же точно, как настоящий, он ежеминутно фыркает своим длинным носом.

Но опять же то, да не то. Что же это за нос? Это такой нос, что в каждой ноздре его можно поместить по целой скирде сена, ну, просто взять те две скирды, что стоят на батюшкином току, и перенести сюда. Вот удивительно, какое все огромное на том свете!