Христоверы

Андрон, слегка покачиваясь, подошёл к нему.

– Ну? – глянул он на Кондрата. – Видишь, дубина, болен я?

– Так, а я что могу поделать? – уводя глаза в сторону, ответил тот. – Я, что ли, вливал тебе в рот зелье стаканами?

Покачав укоризненно головой, старец язвительно ухмыльнулся.

– Чего застыл, будто к месту прирос, олух? – крикнул он, сужая глаза. – Водку давай, лечи своего Христа, прощелыга, покуда я не проклял тебя!

Кондрат поморщился и отвернулся.

– Ты чего, оглох, олух? – закричал ещё громче Андрон, страдая от приступа головной боли. – Накрывай стол и похмеляй меня, слышишь? Я тебе не хрен с горы, а христоверов кормчий!

– Хорошо, в последний раз, – буркнул Кондрат, направляясь к лазу в подпол. – Так больше нельзя, кормчий, помрёшь ведь.

Сопровождаемый тяжёлым пристальным взглядом старца, он достал из подпола пол-литровую бутылку самогона и поставил её на стол.

– И это всё? – не поверил Андрон. – Да у тебя запаса – половина подпола забита была.

– Вот именно, была, – усмехнулся Кондрат, направляясь в сени за закуской. – Я без тебя глотка не выпил, кормчий.

– Так я тебе и поверил, рыло каторжанское, – наливая в стакан самогон, ухмыльнулся Андрон. – С твоим-то прошлым и… из душегубов в праведники?

Кондрат вернулся с тарелкой, на которой лежали вперемешку ломтики мяса и сала.

– И продукты тоже заканчиваются, – сказал он, ставя ее на стол. – И мука на исходе, и картошка. Скоро хлебушек не из чего выпечь будет.

Выпив и закусив, старец с минуту сидел, зажмурившись, наслаждаясь жжением растекающейся по внутренностям горячительной жидкости.

– Чего ты только что сказал? – спросил он, потянувшись рукой к бутылке. – Водка закончилась и еда тоже?

– Мне бы одному надолго хватило, – угрюмо огрызнулся Кондрат. – А сейчас нас трое.

Заметно захмелев, старец добрел на глазах.

– И чего на меня зверюгой зыркаешь? – взглянул он на набычившегося Кондрата с ухмылкой. – Забыл, кто я и кто ты? А ты вспомни, когда к нам, в Зубчаниновку, за спасением явился? Не к попам в рясах, а к нам, божьим людям.

– Деваться мне некуда было, – вздохнул сокрушённо Кондрат. – Со всех сторон ведь обложили. Ежели свои бы до меня добрались, то ножами заколбасили, а ежели в руки полицейских или жандармов попал, то, наверное, уже бы на виселице болтался.

– А я вот пригрел тебя, приласкал и сюда спрятал, – хмыкнул Андрон. – Пожалел, приголубил… Ты живой вот сейчас, ни клят ни мят, живёшь и в ус не дуешь, как у Христа за пазухой.

– Спасибо тебе за всё превеликое, – встал и отвесил поклон Кондрат. – Только вот другим тебя вижу я сейчас и от того сердце щемит.

– Ишь ты! – рассмеялся Андрон. – И почему это вдруг я другим стал? Облысел, облез или живот до колен у меня вырос?

Кондрат вздохнул и покачал головой.

– Внешне ты тот же самый, а вот внутри… – Он провёл по лицу руками и закончил: – А вот внутри ты совсем другой.

– Да, там, в Зубчаниновке, я один, а здесь, в глухом урочище, я другой, – согласился старец. – Там в меня дух святой вселяется, понял, долдон? А здесь он из меня выселяется, так-то вот.

– Видя тебя во время радений, слушая твои проповеди задушевные, я уверовал, что ты и правда Христос во плоти, – продолжил Кондрат, хмуро наблюдая, как старец пьет самогон. – Думал, вот счастье привалило-то. Тогда я решил с жизнью своей босяцкой распроститься и новую начать, праведную.

– Если решил с прошлым расстаться, так расставайся, – отрыгнув, посоветовал старец. – У тебя своя башка на плечах. Человек венец всему, понял, дурень? Как начнёшь жизнь свою выстраивать, не на Бога, а на себя надеясь, так дальше и заживёшь.

В избу вошёл Савва Ржанухин с лопатой в руках.

– Подходи к столу, присаживайся, – позвал его Андрон. – Покушай, что бог послал, и меня послушай.

Ржанухин послушно подошёл, сел за стол, сложил перед собой руки, но к пище не притронулся.

– Эй, чего ты? – нахмурил брови Андрон. – Ешь, кому говорю, а то вон на глазах сохнешь!

Савва опустил голову, но к еде не притронулся.

– Не можно мне эдакое есть, – сказал он. – Мясо и сало в пищу божьим людям негоже.

– Извиняй, а здесь больше ничего другого нет, – пьяно ухмыльнулся Андрон. – Скит – это тебе не Самара, голубок. Ни лабазов, ни базаров здесь нет. Да и та снедь, что ты на столе видишь, уже заканчивается.

– Да-а-а, – вздохнул Кондрат. – Скоро лапы сосать будем.

Выпив ещё полстакана самогона, Андрон обвёл Ржанухина и Кондрата осоловелым взглядом, после чего изрёк:

– Эдак дело не пойдёт. Собирайся в Самару, Савва. Муку вези побольше, картошку, самогона тоже побольше вези. А ещё… А ещё всё то, что Агафья положит.

Кондрат недоумённо посмотрел на старца.

– Как же Савва всё это привезёт? – сказал он. – Ты столько наказал, кормчий, что и коню не справиться. В лесу снега вон сколько выпало, только на лыжах можно сюда дойти.

– Ведаю о том, сам на лыжах сюда шёл, – усмехнулся Андрон. – Но Савва пробьётся. Уже не раз бывало такое, что он зимой, по глубокому снегу из Самары сюда хаживал.

– Пройти-то пройдёт, согласен, – недоумевал Кондрат. – Он вместе с тобой на лыжах сюда пришёл. Только как он целый воз груза потащит? На себе, что ли?