Читаем Христоверы полностью

– Доктора не всегда бывают правы, – высказал своё мнение Андрон. – Они всего лишь грешные люди, как и все.

Он протянул для приветствия руку, и Сафронов, вздыхая, пожал её.

– Ну что ж, прошу в дом, «гости дорогие», – открывая дверь, натянуто улыбнулся Сафронов. – Там и поговорим за столом с самоваром…

* * *

Усадив гостей за стол, Сафронов уселся напротив.

– Не ждал я вас, признаюсь, – сказал он. – И как считать мне ваш визит, дружеским или коммерческим?

– Вот старец, узнав от меня о твоей хвори, решил самолично излечить тебя, – кивая на Андрона, сказал Лопырёв.

– Здесь всё, что тебя вылечит, – ставя на стол корзину, вздохнул старец. – Все лекарства, которыми лечат доктора, супротив моих настоек коровьи лепёшки.

– Почту за честь принимать тебя в своём доме, Андрон, – кивнул старцу Сафронов. – Уж чего не ожидал, так это тебя сегодня у себя увидеть.

– Все «божьи люди» на корабле в беспокойстве пребывают, – угодливо улыбаясь, заговорил Лопырёв. – Когда ты, Иван Ильич, на радениях сознания лишился, то все решили, что великая благодать на тебя снизошла.

– Накатил, накатил… Духом завладел ты, Иван Ильич, так решили люди, – то ли серьёзно, то ли в шутку заявил Андрон.

– Вот даже как? – округлил глаза Сафронов. – А я ничего такого не почувствовал. Только свет померк в глазах.

– Снизошла благодать на тебя, Иван Ильич, это я тебе говорю, – со знанием дела заверил его старец. – Уж кто-кто, а я-то достаточно осведомлён об явлениях эдаких небесных.

Иван Ильич в замешательстве вышел из-за стола и некоторое время в раздумье прогуливался по столовой. Лопырёв и Андрон молча наблюдали за ним.

– Послушай, Иван Ильич, мы не только навестить тебя пришли, но и о деле посоветоваться, – заговорил, покосившись на старца, Лопырёв. – Старец Андрон вон говорит…

– Позволь я сам озвучу своё дело, Гаврила, – остановил его старец. – Только я могу преподнести его так, чтобы Иван Ильич без труда всё понял.

Заинтригованный Сафронов подошёл к столу и присел на стул.

– Что же за дело у вас ко мне, господа? – поинтересовался он. – Я же обыкновенный купец, каких много, а не какой-то государственный деятель.

– Э-э-э, не скажи, Иван Ильич, – усмехнулся Лопырёв. – Ты у нас в Самаре далеко не последний купец. Даже больше скажу – один из первейших! Удачливый, процветающий, не чета мне.

– Не надо меня нахваливать, Гаврила! – запротестовал Сафронов. – Живу и работаю, как могу, вот и вся моя заслуга.

– Не тебе судить о себе, а людям, – заметил рассудительно Андрон. – А я вот подумал, поразмышлял и решил доверить именно тебе благополучие как своё, так и корабля нашего.

У Сафронова вытянулось лицо и округлились глаза.

– Да-да, – кивнул Андрон. – Ты не ослышался. Я именно так сказал, как ты услышал. А решил я вверить тебе на хранение казну общины. Казну немалую, заметь себе.

Выслушав его, Сафронов побледнел. Защемило сердце от плохого предчувствия, затряслись руки и пересохли губы.

– Величина казны нашей два мильёна рублей, – сказал старец, не отводя от лица Ивана Ильича изучающего взгляда.

– Но-о-о… откуда у вас такое огромное состояние? – облизнув губы, поинтересовался взволнованно Сафронов.

– Тебе о том знать ни к чему, – ответил Андрон уклончиво. – Есть казна, есть предложение, и… Я жду ответа, согласен ли ты хранить и приумножать её?

– Берись, Иван Ильич, не прогадаешь, – посоветовал Лопырёв. – И я подсоблю, если надобность в том возникнет.

Сафронов почувствовал, как потеет под одеждой тело и покрывается испариной лицо. Он был не готов взвалить на себя такую ответственность.

– А ты почему отказался, Гаврила? – покосился он с подозрением на Лопырёва. – Я почему-то склонен считать, что прежде, чем мне сделать такое предложение, старец сделал его тебе?

– Нет, Гавриилу я такое предложение не делал, – ответил за Лопырёва Андрон. – Почему? По своим соображениям. Ты избранный и весь открыт мне. И я уверен, что казна наша, под твоим присмотром, будет в целости и сохранности.

Сафронов в замешательстве покосился на Лопырёва, а тот едва заметно кивнул ему.

– А что я буду делать с этими деньгами? – поинтересовался он у старца. – Как я понимаю, вложить их в дело мне нельзя, так как же приумножать их?

– О том ты сам кумекай, а не у меня спрашивай, – поморщился Андрон. – Я передаю тебе казну на хранение. Деньги бумажные, а ты должен будешь обратить их в золото и драгоценности. Именно в таком виде я собираюсь получить их обратно, когда потребуется.

– Золотом? – удивился Сафронов. – Гм-м-м… Потом собираешься закопать его в тихом неприметном местечке?

– Что я с ним сотворю опосля, дело моё, – буркнул Андрон раздражённо. – А сейчас я жду от тебя ответ.

– Я понимаю, но… – Сафронов нервно облизнул губы. – Золото золотом, а купюры? У-у-ух, это будет нелегко обратить два миллиона бумажных купюр в золото и драгоценности. – Он недоверчиво посмотрел на старца: – Скажи, Андрон, а почему ты не хочешь положить свои деньги на хранение в банк?

– Не доверяю я им, – ответил старец. – На мой взгляд, ненадёжные они. Ежели в стране вдруг что стрясётся, банки первым делом закроются, и хлопотно будет вытягивать деньги из них.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза