Христоверы

– Хорошо, я пойду, пожалуй, – убирая записи в саквояж, встал из-за стола доктор. – Свои рекомендации по вашему лечению я выпишу дома.

– Вы находите во мне какую-то болезнь, Олег Карлович? – насторожилась Марина Карповна.

– Пока не могу сказать ничего определённого, – уклонился от прямого ответа доктор. – Давайте не будем думать о плохом, милейшая Марина Карповна, а обо всём остальном переговорим в следующий раз, дня через два, не позже.

Выйдя на крыльцо, доктор с удручённым видом спустился по ступенькам, и в это время с улицы во двор вошёл купец Сафронов.

– Моё почтение, Олег Карлович! – поприветствовал он доктора рукопожатием. – Вы приходили ко мне или просто заглянули мимоходом?

– Да-да, я приходил к вам, милейший Иван Ильич, – ответил с рассеянным видом доктор. – Но, не застав вас, я осмотрел вашу супругу.

– Марину? – удивился Сафронов. – А что с ней?

– Гм-м-м… Боюсь, что у неё развивается базедова болезнь, – вздохнул доктор. – Это болезнь щитовидной железы.

– И она что, смертельно опасна? – встревожился Сафронов.

– В случае с Мариной Карповной да, – нехотя ответил доктор. – Болезнь очень коварна. Иногда она проявляется в незначительной степени и с нею живут, не замечая её, долгие годы. В случае с вашей супругой, Иван Ильич, болезнь развивается стремительно и заставляет усиленно биться сердце. В конце концов оно может не выдержать.

– Из-за этой болезни изменились её глаза? – поинтересовался Сафронов. – Они как будто вылезают из глазниц.

– Да, это так, – утвердительно кивнул доктор. – Ненормальность щитовидной железы, слишком усиленная её деятельность, яд, вырабатываемый ею, необходимый для организма, начинает отравлять весь организм. Опухоль железы, которую я обнаружил у Марины Карповны, давит на дыхательные сосуды, и оттого глаза выступают из орбит.

– Но почему Марина заболела? – поморщился Сафронов. – В чём причина?

– Возможно, у Марины Карповны природное предрасположение на почве наследственной нервности, – предположил доктор. – Также причинами могут послужить какое-нибудь нервное потрясение, длительный страх или склонность к меланхолии. Через два дня я навещу вас, Иван Ильич, ещё раз осмотрю Марину Карповну и, весьма возможно, назначу лечение, – заключил доктор.

– Не говорите недомолвками, Олег Карлович! – возмутился Сафронов.

– Два дня мне нужны, чтобы встретиться с коллегами и более точно поставить вашей супруге диагноз, – пояснил доктор. – Вполне возможно, Марине Карповне потребуется срочная операция. А теперь позвольте откланяться, Иван Ильич. Ещё много людей в нашем городе нуждаются в моей помощи.

Сафронов с потерянным видом вошёл в дом и поспешил в спальню жены, стараясь выглядеть веселым и беззаботным.

7

Старица Агафья привела в дом высокого худощавого юношу и усадила его за стол.

– Писать ещё не разучился, Прокопка?

– Ещё лучше научился, – не замедлил похвалиться юноша. – Я сейчас переписчиком служу в библиотеке и грамотнее стал, и почерк улучшился.

– Тогда вот, держи, – она положила перед ним чистый лист бумаги, поставила чернильницу и вручила перо. – Сейчас письмо писать будешь, Прокопка, – сказала она. – Только смотри, не напорти. Очень важный человек читать твою писульку будет.

Юноша макнул перо в чернильницу и выжидательно посмотрел на старицу.

– Дорогой наш батюшка, благодетель и заступник Григорий Ефимович, – продиктовала Агафья и замолчала, наблюдая, как юноша старательно выводит на бумаге её слова. – Нагрянули в нашу избу, в сионскую горницу, поповские прихвостни и жандармы. Они погром учинили повсеместно и заарестовали кормчего корабля нашего, старца Андрона.

Сделав паузу, Агафья внимательно наблюдала за пером в руке юноши, легко и ровно скользящим по бумаге.

– Вот уже неделю безвинно мается кормчий наш в остроге и ничегошеньки о нём мы не ведаем.

Пока юноша старательно выводил фразу на листе бумаги, Агафья задумалась, подбирая подходящие слова, и вскоре продолжила диктовать:

– Жив ли он там, сердечный, или помер, мы ни сном ни духом не ведаем.

Написав фразу, Прокопий вздохнул и поинтересовался:

– А про Евдокию Крапивину отписывать будем, «богородица»? Её ведь тоже со старцем увезли и о ней нам тоже ничего не известно.

Агафья медленно приподняла голову и взглянула на него исподлобья.

– Пиши то, что я тебе говорю, и не мешай мне думать, – сказала она. – Ежели старца из острога выпустят, то и её никто там держать не будет.

Юноша пожал плечами и выжидательно посмотрел на «богородицу».

– Мы, голуби корабля нашего, нижайше кланяемся тебе в ноженьки, Григорий Ефимович. Мы просим тебя, заступник веры нашей, обрати взор свой светлый на беды наши, избавь от гонителей и вызволи кормчего нашего из жуткой неволи.

Закончив писать, юноша выжидательно посмотрел на старицу.

– Чего пялишься, олух? – сказала она презрительно. – Читай мне всё, что накарябал.

Юноша кивнул и зачитал вслух написанное письмо.

– Ну вот, пожалуй, и хватит, – удовлетворённо вздохнула Агафья. – Григорий Ефимович не любит читать, когда много написано.