Христоверы

– А сколько даст, столько и бери, – ответил Андрон с едкой усмешкой. – Чем больше, тем лучше. Всё одно за растраты ему ответ держать предстоит.

Время, отведённое для свиданий, прошло быстро. Свистком надзиратель оповестил о прекращении свидания, и приученные к внутреннему распорядку арестанты дружно отошли от решётки и выстроились у стены в ряд. Надзиратели их тщательно обыскали и по одному вывели из помещения. Посетители тоже стали расходиться.

– Ну что, всё в порядке, Гавриил Семёнович? – поинтересовался Егор.

– Да, всё хорошо, – вздохнул Лопырёв. – Давай-ка веди меня на выход, братец.

– Я узел передал дежурному и деньжат маленько сунул, – сообщил Егор. – Обещал за стариком лично приглядывать и исполнять всё, что он попросит.

– А верить-то ему можно? – посмотрел на него с любопытством Лопырёв. – А то возьмёт деньги и про обещания забудет.

– Здесь так заведено, – принялся объяснять Егор. – Тому, кто деньги взял, можно верить как Господу Богу! Взял деньги, делай дело, за что заплачено. Выйдешь из доверия, больше давать не будут и тогда ищи работу. Здесь деньгами надзиратели друг с другом делятся.

– Тогда я спокоен, – усмехнулся Лопырёв. – И тебе заплачу, как обещал и ещё чуток сверху положу. Как выйдем отсюда, так сразу сполна расчёт получишь.

9

Молодая лошадь, запряжённая в телегу, резво бежала по просёлочной дороге. Макар Куприянов, левой рукой держа вожжи, правой погонял её кнутом, слегка подстёгивая по крупу. Силантий Звонарёв, лёжа на ворохе сена, лениво смотрел на разлившуюся и всё ещё не вошедшую в свои берега реку.

– Эй, Макар! – ткнул он рукой в бок Куприянова. – Долго ещё серчать собираешься? Чего молчишь, будто в рот воды набрал, ирод?

– А я уже наговорился с тобой до одури, – не оборачиваясь, огрызнулся Куприянов. – И сейчас всё тело огнём горит от порки, тобой учинённой.

– А ты не злись и не сетуй, Макарка, – махнул рукой Силантий. – На себя пеняй и не свешивай на меня собак и кошек. Не пожаловалась бы на меня Степанида твоя блаженная, оба бы сейчас не поротые были.

Разговор не завязался, и некоторое время они ехали молча. Куприянов погонял лошадь, а Силантий смотрел на реку.

– А речушка наша в Волгу впадает, – заговорил Силантий. – Интересно, как сейчас выглядит великая река?

Куприянов, чтобы не злить своего «обидчивого» пассажира, был вынужден поддержать разговор.

– А что с ней станется, – сказал он не оборачиваясь. – Волга есть Волга. Широка, глубока… Лёд сошёл, и кораблики по ней плавают.

– Приеду в Самару, погляжу на Волгу и порадуюсь, – вздохнул Силантий мечтательно. – Наша речушка вон какая бурлящая, а Волга… В неё впадает тысячи таких вот рек.

– Ты для того морду свою страшенную марлей обмотал? – поинтересовался Куприянов с подковыркой. – Чтобы не испужать своим мурлом реку великую?

Силантий пропустил колкость мимо ушей. Он потянулся и снова вздохнул.

– Река здесь ни при чём, – сказал он. – Лицо под бинтами я не от реки спрятал, а от людей, чтобы не шарахались, когда мимо проходить буду. Я ведь эдак из госпиталя домой добирался. Люди глядели на меня и не пугались, а сочувствовали.

– А в деревне ты никого не стесняешься, не прячешь морду свою, – подстегнув лошадь, обернулся Куприянов. – И люди до сих пор от тебя как от демона шарахаются. Хотя… Демон ты и есть, головешка окаянная.

– Так это в деревне, – ухмыльнулся Силантий. – Там мало-помалу все ко мне привыкли. Сначала крестились и разбегались кто куда, а теперь только стороной обходят.

Ещё некоторое время они ехали молча, думая каждый о своём.

– Я сейчас прямиком на базар еду, а ты куда? – поинтересовался Макар. – Только за мной не увязывайся. Глядя на тебя, у меня никто мясо покупать не будет.

– А чего это ты мясом торгуешь? – неожиданно заинтересовался Силантий. – Скот выращиваешь, под нож пускаешь, а затем мясо на базар везёшь.

– А чего это ты интересуешься? – обернулся Куприянов. – Тебе-то какое дело до сего?

– Как это какое? – рассмеялся Силантий. – Вы же, скопцы, мясо в еду не употребляете. Не курите табака, алкоголем даже губ не мажете. Родин избегаете, крестин и свадеб. Так как же понимать тебя прикажешь?

– Ни в каких увеселениях мы не участвуем, песен мирских не поём и не ругаемся вовсе, – добавил Куприянов.

– А вот в церковь и вы, и хлысты, однако, ходите? – поддел его Силантий. – И в обрядах православных большое усердие проявляете.

– Всё это так, но обряды и таинства православные мы, из церкви выходя, осмеиваем, – усмехнулся Куприянов. – Храм называем конюшней, попов – жеребцами, служения – ржанием жеребцов, венчание – случкой, венчанных – жеребцами и кобылами. – Взмахом кнута он подстегнул замедлившую бег лошадь и продолжил: – Дети в венчанных семьях – щенята, а их матери – сучки, от которых воняет и в одном месте с ними рядом сидеть нельзя.

– Да-а-а, однако суровая жизнь на кораблях ваших, – ухмыльнулся Силантий. – Куда суровее, чем у хлыстов.