Христоверы

– Поздно уже, голубушка, – вздохнул он. – Завтра день трудный будет, и тебе хорошо выспаться не помешало бы. – Он указал на мирно спящую Марию: – Ты только погляди на сестру свою, Машеньку? Спит себе и не мается в переживаниях под стать тебе.

– Так она, наверное, настойки сонной выпила, вот и дрыхнет без задних ног, – вяло улыбнулась Евдокия. – А так бы она ещё больше меня маялась и переживала.

– Постой, о какой настойке ты говоришь, Евдокия? – насторожился иерей.

– Марька её сама изготовила, – ответила она. – А что? Травница она и всякие разные снадобья лечебные изготавливать умеет.

– А кто надоумил её снадобья готовить? – насторожился иерей.

– «Богородица» Агафья, кто же ещё, – ухмыльнулась Евдокия. – Она много чего знает и знания свои Марии передаёт.

– Ладно, об этом после поговорим, – глянув на часы, засобирался иерей. – А сейчас… Я пойду, пожалуй, а ты не касайся зелья того и спать ложись. Постарайся выспаться хорошенько, а утром я за вами заеду.

Попрощавшись, иерей вышел из дома. Евдокия посмотрела на чашку с настойкой, оставленную ей сестрой. «А почему бы и нет? – подумала она. – Маруся вон выпила и спит без задних ног, а мне что, всю ночь не спать и мучиться? Да, во многом прав батюшка, но… Я хочу лечь, уснуть и проспать ночь спокойно, чтобы разные страхи и сомнения не терзали меня. И…»

Вытерев губы, Евдокия прилегла на кровать рядом с сестрой и тут же заснула, как только голова коснулась подушки. Мария выскользнула из-под одеяла и подбежала к столу.

– Прости, Евдоха, но иначе я не могла, – прошептала она. – Ты не должна обличать на комиссии и на суде старца, и ты будешь молчать.

Открыв дверь, Мария впустила в дом двух мужчин.

– Осторожно берите и бережно укладывайте в телегу, – указала она рукой на спящую Евдокию. – Всю дорогу помните, что сестру мою везёте, а не чучело огородное…

* * *

Иван Ильич Сафронов не спал всю ночь и утром проснулся в отвратительном настроении.

– Ваня, ты выглядишь ужасно, – сказала Марина Карповна, входя в кабинет. – Лицо бледное, губы сжатые, взгляд рассеянный. Может быть, ты скажешь мне, что случилось?

– На душе непонятная тревога, дорогая, – неопределённо ответил Сафронов. – Дела идут из рук вон плохо, а это тревожит меня, напрягает и нервирует.

– Успокойся, такое бывает, – попробовала успокоить его жена. – Дела купеческие всегда движутся с переменным успехом, то густо, то пусто. И это тебе известно не хуже меня, Ваня.

– Да, это так, дорогая, – согласился Сафронов. – Но сейчас случай особый. Я, кажется, заключил совсем невыгодный договор, который может пагубно сказаться на моём финансовом благосостоянии.

– Тебя заманили в какую-то грязную ловушку, Ваня? – забеспокоилась Марина Карповна.

– Пока я ещё не разобрался, так ли это, – поморщился Сафронов. – Но душу терзает непонятная тревога.

– А я каждый день в тревоге живу, – неожиданно призналась супруга. – Война вон не заканчивается… Выйдешь на улицу, а воздух вокруг горем и страданиями весь пропитан.

– И торговля вся стоит на месте, – вздохнув, поддакнул Сафронов. – Сейчас жируют те, кто к воинским поставкам допуск имеет, а мы, сиволапые… Народ нищает, и мы вместе с ним.

Он снова продолжил ходить по кабинету, погружённый в свои мысли.

– Я, пожалуй, съезжу к кое-кому из купцов, – подошёл Сафронов к расположившейся в кресле жене. – Попытаюсь выяснить, я один или ещё кто-то оказался в такой же ситуации.

– Что ж, поезжай, – согласилась супруга. – Ещё в церковь зайди и свечку Пресвятой Богородице поставь, Ваня. Не знаю, насколько это правда, но люди говорят, что она помогает в трудную минуту честным и добросовестным людям.

* * *

Макар Куприянов подъехал к поджидавшему его Силантию и остановил лошадь.

– Глазам своим не верю? – усмехнулся тот. – Надо же, ко времени подъехал, Макарка!

– Подъехал, как договаривались, – с пасмурным видом огрызнулся Куприянов и выжидательно глянул на Силантия: – Ну, так чего пялишься? Нам ехать пора.

– Обожди и послушай меня, торопыга, – ответил Силантий. – Сегодня я с тобой в деревню не еду, а ты… Ты вот что, привези-ка сюда моих родителей? Я здесь избу присмотрел, да и купил её, особо не раздумывая.

– Ушам своим не верю, – оживился Куприянов, услышав радостную для себя весть. – Мало того, что всю деревню своим сатанинским обличьем запужал, теперь горожан пужать мыслишь?

– А куда деваться, – ответил не раздумывая Силантий. – Меня теперь только могила украсит. Правда, есть одна надежда, но… Давай не будем трепаться об этом. Так ты моих родителей привезёшь или нет?

– Заплатишь, привезу, – ухмыльнулся Куприянов. – Не заплатишь, сам как-нибудь справляйся.

– В счёт уплаты за переезд заберёшь родительскую избу, – пообещал Силантий. – А вот всю живность перевезёшь сюда, вместе с родителями.

– Нет-нет, так не пойдёт, – замотал головой Куприянов. – Изба ваша исправная, спору нет. А вот родители, гм-м-м… Что-то я сумлеваюсь, что они отдать её мне согласятся и тем более захотят переехать.

– Как есть, дело говоришь, – задумался Силантий. – Убеждать стариков, видать, мне самому придётся.