– Да, смущает, – насупился Ржанухин. – Весь вид твой окаянный муторно действует на меня. Ты вот в бинтах своих на чертяку похож, а ежели снять их с тебя?
– Нет, лучше не надо, – усмехнулся Силантий. – Если ты увидишь, каков я есть без бинтов и одежды, сразу снесут тебя на погост, Савва, и похоронят.
– То-то тебя все сёстры наши христоверские пужаются, – покосился на него Ржанухин. – Ты вот только два дня у нас, а они ни ногой сюда.
– Ничего, привыкнут, – бросая окурок и наступая на него подошвой сапога, сказал пренебрежительно Силантий. – Когда я с войны в деревню свою вернулся, там эдак же было. Многие бабы и девки, увидев меня, в обморок падали или бежали без оглядки, задрав подлы. А мужики… Так те только крестились, но сбегали от меня вровень с бабами.
– Скажи, а ты надолго к нам прилип? – позабыв об ушибленном пальце, поинтересовался Ржанухин.
– А куда мне податься? – вздохнул Силантий. – Нравится мне здесь. Я вот избу в городе прикупил, сам видел. Перевезу туда родителей, буду с ними жить-поживать, в ус не дуя.
– А жить на какой хрен собираешься? – присел перед ним на корточки Ржанухин. – Ты же инвалид вон ущербный, делать ничегошеньки не могёшь.
– Ничего, я найду себе занятие, – «пообещал» Силантий. – Пенсию какую-никакую хлопотать пойду, а может, и у вас для меня какое-нибудь дельце отыщется.
– Не отыщется, – усмехнулся Ржанухин. – Дел для тебя на корабле нашем днём с огнём не найти. Ну чего ты могёшь, сам подумай?
– Да-а-а, я сейчас мало к чему пригоден, – согласился Силантий. – Хотя… Сторожить смогу добро ваше. Я ведь ночами плохо сплю, вот и буду дозором обходить владения ваши.
– Да брось ахинею буробить, Силашка! – придурковато гоготнул Ржанухин. – Ну какое у нас могёт быть добро? На то, что есть, никто не позарится. Да и ежели понадобится что-то охранять, то и без тебя, калеки, людишки сыщутся.
– Так уж и сыщутся, – вздохнул Силантий. – Ваши «голуби» не охранники, а пни с глазами. Девки вон Крапивины сбежали, и никто не удержал их.
– Так их никто и не удерживал, – усмехнулся Ржанухин. – Евдоху жандармы вместе со старцем заарестовали и увезли, а Марька… Так та сама отыскала сеструху свою блудливую и к нам как на блюдечке возвернула.
– Так это она нашла Евдокию и предала свою сестру? – заинтересовался Силантий. – А я думал, что это ты рассказал Агафье, что видел её.
– Но-но, ты тут словечками эдакими не разбрасывайся! – обиделся Ржанухин. – Марька не предавала Евдоху, а по наказу Агафьи возвернула её.
– Понятно, такие действия в вашей секте предательством не считаются, – ухмыльнулся Силантий. – И на деле выходит, что доверять никому из вас нельзя?
– Ну почему же, – поморщился Ржанухин. – У нас есть то, что дозволяется, и то, что порицается. Мы вот врать друг дружке не могём, а эдаким посторонним, как ты, завсегда пожалуйста.
Высказавшись, он встал и снова взялся за работу, а Силантий свернул очередную самокрутку, закурил и задумчиво посмотрел в сторону дома.
Евдокия Крапивина открыл глаза от непонятного толчка в бок. Она повела глазами влево, вправо, и сердце замерло в груди. Стоявшая рядом с кроватью Агафья ткнула её клюкой в бок и злобно выговорила:
– А ну вставай, лярва бесстыжая! Все люди давно уже работой заняты, а она дрыхнет без задних ног, кошка блудливая.
«Нет, это не сон, Хосподи! – Евдокия молниеносно вскочила с кровати. – Что это? Как я оказалась снова в этой хлыстовской горнице? Какое колдовство переместило меня сюда из дома батюшки?»
– Что, гадаешь, как сызнова здесь очутилась, шалава? – осклабилась Агафья. – Всё просто, без колдовства обошлось. Содрать бы с тебя шкуру, зараза, за выходки твои, паскудные, но ничего… Вот старец вернётся, он с тебя сам спросит за всё.
Сама не своя, Евдокия быстро оделась, заправила кровать и с потерянным видом встала перед старицей. Безразличие вдруг охватило её. Она уже понимала, что наказания ей не избежать.
– Ступай, приведи себя в порядок и баню готовь, – распорядилась старица, отходя к окну. – А заодно подумай, как кормчему в очи глядеть будешь, гадюка. Не лопнут бельмы твои бесстыжие от взора его светлого?
Выслушав её, Евдокия стремглав бросилась к выходу из избы, едва не столкнувшись в дверях с входящей сестрой.
Переступив порог, Мария замерла с унылым видом. Но грозный окрик Агафьи заставил её встрепенуться, встряхнуться и подойти к столу.
– Ну? Чего маешься? – глянула на неё исподлобья старица. – Вид как у простокваши перестоявшейся.
– Муторно на душе у меня, матушка, – дрогнувшим голосом призналась Мария, изнемогая под её суровым взглядом. – Я наказ ваш выполнила, опоила Евдокию сонным настоем, а теперь маюсь вот. Правильно ли я сделала или…
– А как должна была ты поступить, скажи? – не дослушав её, поинтересовалась Агафья. – Ты есть кто? Голубка с корабля христоверов. А Евдоха тебе, как и всем, сестра духовная. Отбилась она от нас и едва бед не натворила. А ты вот спасла её от поступка пагубного. Наговорила бы на Андрона всякой всячины и кормчему нашему на головушку беду обрушила.
– И что теперь с ней будет? – вздохнула Мария. – Андрон накажет её?