Хромая дама: Нерассказанная история женщины – тайного агента периода Второй мировой войны

В июне Вирджиния по-настоящему встревожилась, но не из-за проблем Рейка, не из-за чинившего ей препятствия Алена и даже не из-за деятельности функабвера и гестапо. Бакмастер попросил ее вернуться в Лондон для «личного обсуждения» планов Секции F. Просьба вскоре превратилась в приказ, когда Лондон проинформировали о том, что американский консул Маршалл Вэнс был допрошен французским Сюрте на предмет того, знал ли он Вирджинию. Он категорически отрицал их знакомство, но во время визита в Берн вскоре после этого воспользовался возможностью, чтобы предупредить агента МИ-6: Вирджиния явно была мишенью Сюрте и «полностью скомпрометирована»[159]. В то время как ее собственные действия не вызывали вопросов, слишком многие вокруг нее были беспечны.

Теперь глубоко обеспокоенная, 28 июня Бейкер-стрит телеграфировала Бакеру в «Нью-Йорк пост» с просьбой вызвать Вирджинию обратно через Лиссабон для срочных консультаций в Соединенных Штатах (хотя ее реальным пунктом назначения был Лондон). Бакер подчинился и даже взял на себя обязательство убедить Государственный департамент «подогреть» Виши, чтобы ускорить выдачу виз. Вызов от имени газеты был правдоподобным объяснением внезапного отъезда, который в противном случае мог подвергнуть опасности ее контакты в Лионе. Бейкер-стрит сообщила Вирджинии, что ее работа была «оценена по достоинству», но теперь пришло время обсудить ее будущее. Резкая формулировка возмутила Вирджинию. Разве она не уберегала себя – и многих других – от неприятностей с первых дней без какой-либо практической помощи из Лондона? Что еще она могла сделать, чтобы показать, что может справиться со своим «будущим», кроме как выжить в поле в течение девяти долгих месяцев? И уж разве не ей решать, была ли нарушена ее безопасность? Разве она не наладила хорошие связи в полиции, которая теперь ее защищала? По ее мнению, она еще была всего лишь под подозрением, а не полностью скомпрометирована, и поэтому пока все было «в порядке». Хуже всего было то, что если она вдруг покинет поле, то никогда не сможет туда вернуться. Как уже было известно на Бейкер-стрит, Вирджиния таила в себе бунтарскую жилку и после испытания огнем и мечом твердо верила в свои способности. Она «не слишком легко подчинялась приказам», как однажды выразился Бакмастер, и имела «привычку принимать собственные решения, не обращая внимания на точку зрения других»[160]. Несмотря на преследовавший ее мучительный страх, она никогда не была так счастлива. Несмотря на все разочарования, она никогда не чувствовала такого глубокого удовлетворения. Несмотря на всех предателей и коллаборационистов, она больше всего на свете желала помочь народу Франции. Она бы не подчинилась покорно призыву вернуться в свою прежнюю жизнь. Уж точно не без сопротивления.

Вирджиния знала, что ей нужно действовать осторожно. Она винила плохие атмосферные условия в том, что они затрудняли передачу и тем самым задерживали ее реакцию на приказы. Затем она превратила своего коллегу в могущественного союзника и сторонника. Бен Кауберн, который раньше призывал ее уехать, теперь прислал отчет, в котором «подчеркивал важность» работы Вирджинии, отмечая «трудность передачи ее связей кому-то другому» и настаивая на том, что «никто… не способен заменить ее»[161]. Вирджиния пообещала сократить масштабы деятельности, снова переехать в другую квартиру и видеться лишь с горсткой своих самых осторожных контактов. Что касается других, таких как Готье, то для них она «перестанет существовать». Она так и не вернулась домой – и не собиралась этого делать. Через несколько дней стало ясно, над чем работала Вирджиния и почему без нее обойтись было никак нельзя.

Глава пятая Двенадцать минут, двенадцать мужчин