Хроника одного побега

— У меня есть лучшее предложение. А не пойти ли нам позагорать на крышу. Устроим там себе небольшой нудистский пляж. Авиации у повстанцев нет. Никто нас с воздуха не заметит. Ну, а если генералам Асада придет в голову совершить очередной налет, то не станут же вертолетчики обстреливать мирно загорающих голых европейцев. Покружат, покружат над нами, полюбуются твоим загаром и улетят в направлении Дамаска.

— У тебя от свободы совсем голова закружилась.

— Не закружилась. Я не забываю о мелочах. Видишь, к ракам я даже соль поставил.

— Очень заботливо и трогательно. Особенно если учесть, что есть нам их предстоит со сладким печеньем.

— Это лучшее, что нам удалось раздобыть в городе.

Данила присел рядом. Начали есть. Не спешили. От раков осталась горстка расколотых панцирей. Кофе, по идее, должен был бодрить. Но настроение падало. Камилла не могла выбросить из головы мысль, что каждый прожитый день приближает Данилу к смерти, если, конечно, вовремя не добраться до цивилизации, где ему смогут сделать операцию.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Ключников. — Я тоже думаю об этом. Но мы должны отсидеться в городе, чтобы бандиты уже потеряли надежду вернуть нас и прекратили поиски.

— Они и вчера нас искали, когда ты был без сознания, — призналась Камилла.

— Вот видишь. Искали. Не нашли. Теперь ищут нас за городом.

— Ты не знаешь, куда уходит моя радость? — спросила Бартеньева. — Еще полчаса тому назад я была счастлива, а теперь мне так грустно.

— Наступают будни. Нам предстоит еще долгий путь, — предостерег Данила.

Камилла убрала посуду. Побродила по разоренной квартире, затем вытащила из рюкзака планшетник Сармини, включила его.

— Если надеешься отыскать здесь халявный вай-фай, то зря стараешься. Во всей Сирии Интернет отключен, не говоря уже про то, что в Абу-эд-Духуре нет электричества.

Журналистка листала страницы, морщила лоб.

— У него здесь полная база данных на всех пленников, где жил, кто родственники, их материальное благополучие. Если мы вырвемся отсюда, то планшетник станет настоящей бомбой для Сармини и Диба. Он их тут же «похоронит». Тут и слепому ясно, что они никакие не борцы за свободу, а обычные бандиты, крадущие людей ради выкупа.

— Думаешь, никто этого не понимает?

— Одно дело понимать, другое — доказательства. Тут еще много всего. Информация и компромат на других полевых командиров, пути контакта с ними, номера спутниковых телефонов. Признания заложников. Но мы-то с тобой знаем, как эти признания выбиваются.

— Да, ценная информация. Уверен, что в Дамаске ее бы купили у нас с песнями и плясками за большие деньги.

— Я не хочу ее продавать в Дамаске, — тряхнула головой Камилла. — Раньше я чувствовала себя отстраненной от всего кошмара, который тут творится. Была просто наблюдательницей. А вот когда нас с тобой завернуло в эту мясорубку, я стала все пропускать через сердце. И оно мне подсказывает, что нельзя продавать информацию людям Асада.

— Почему? — спросил Данила.

— Чтобы не подливать масла в огонь войны. Неправильно так поступать. Асад обречен, хоть может продержаться еще и долго. Я не хочу, чтобы на моей и твоей совести были новые жертвы. Чем скорее кончится война, тем лучше. Вспомни авианалет. Кто-то же сдал базу Диба, но не сказал, что на ней удерживают заложников. А может, и сказал. Но в Дамаске решили, что война все спишет.

— Ладно, не сажай батарею в планшетнике. Он нам еще пригодится как навигатор.

Камилла прислушалась.

— Кто-то едет, — сказала она, различив звук мотора.

— Город не окончательно вымер. Вот люди и ездят, — беспечно заметил Ключников, подходя к окну.

Ветер трепал занавески. На пустынной площади вихрь кружил пыль и мусор. На руинах домов напротив сидели несколько воронов, они нервно крутили головами, вытягивали шеи. Один из них сорвался вниз, спланировал. Только сейчас Ключников заметил выбежавшую на площадь мышь. Ворон промахнулся и теперь пытался догнать добычу «пешком». Взмахивал крыльями, бил клювом. Мышь отчаянно цеплялась за жизнь, металась, но тут ей негде было укрыться — голый асфальт. Как только жертве удавалось рвануться в сторону домов, птица тут же перелетала, отрезала мышке путь к спасению. Данила поймал себя на мысли, что «болеет» за мышь, хотя, как оператор, давно уже приучил себя не принимать в конфликтах чью-либо сторону. Он одинаково относился и к повстанцам, и к военным правительственных войск. Ему даже захотелось схватить что-нибудь тяжелое и запустить им в хищную птицу.

На площадь выехали два джипа. Данила отпрянул от окна. Хусейн привез сюда своих головорезов. Боевики спрыгивали на землю, брали в руки автоматы. Встревоженная Камилла встала за спиной у Ключникова и тоже смотрела в окно. Увидеть снизу их не могли, в спальне царил полумрак.

— А мы о них только что говорили. Что они делают?

Двое боевиков остались стоять на площади, остальные рассыпались по руинам, стоявших на противоположной стороне площади.

— Все очень серьезно. Они ищут нас. Прочесывают город, — упавшим голосом проговорил Данила.