Хроника времен Карла IX

Мержи, удивленный, что разговор так затянулся, тихо приблизился. Он подошел как раз вовремя, потому что услышал, как брат осыпает Коменжа всевозможными оскорблениями, вплоть до выкрика: «трус», между тем как Коменж на все отвечал с непоколебимым хладнокровием:

— После вашего брата я займусь вами.

Мержи схватил брата за руку:

— Жорж, — воскликнул он, — так-то ты мне помогаешь: ты хочешь, чтобы я был для тебя тем, чем пришлось тебе быть ради меня! Милостивый государь, — сказал он, оборачиваясь к Коменжу, — я к вашим услугам: мы можем начать, когда вам угодно.

— Я хочу сейчас, — ответил тот.

— Вот это превосходно, дорогой мой! — воскликнул Бевиль, пожимая руку Мержи. — Если я сегодня не зарою тебя в землю с чувством глубокого сожаления, то ты пойдешь далеко, милый малый!

Коменж скинул камзол и развязал ленты на туфлях в знак того, что он не измерен ни на шаг сдвинуться с места. Это была мода профессиональных дуэлистов. Мержи и Бевиль последовали его примеру. Лишь капитан не сбросил даже своего плаща.

— Что же ты, друг Жорж, — спросил Бевиль, — разве ты не знаешь, что тебе придется сцепиться со мной? Мы не из тех секундантов, что, сложа руки, смотрят, как дерутся друзья. Мы применяем андалузские правила.

Капитан пожал плечами.

— Ты что же, думаешь, что я шучу? Клянусь честью, тебе придется со мной драться.

— Ты безумец или дурак, — холодно произнес капитан.

— Чорт возьми, ты отдашь мне отчет за оба словечка или вынудишь меня… — он замахнулся шпагой в ножнах, словно хотел ударить Жоржа.

— Ты этого захотел, — сказал капитан. — Будь по-твоему, — и в мгновение ока скинул свой камзол.

Коменж с совершенно неподражаемой грацией вскинул шпагу в воздух, и ножны слетели с лезвия в мгновение ока, упав в двадцати шагах.

Бевиль хотел сделать то же, но только наполовину скинул ножны, а это считалось не только признаком неловкости, но и дурной приметой.

Братья обнажили свои шпаги с меньшим блеском и отшвырнули ножны руками, так как ножны могли им помешать. Каждый встал в позицию против партнера с обнаженной шпагой в правой руке и с кинжалом в левой.

Четыре клинка одновременно скрестились.

Посредством приема, именовавшегося тогда у итальянских фехтовальщиков «siscio di spada e cavare alia vita»[46] и состоящего в том, чтобы противопоставить слабому материалу сильный и таким образом отвести оружие противника, Жорж с первого удара выбил шпагу из рук Бевиля и приставил острие своей шпаги к его сердцу. Но вместо того, чтобы вонзить ее, он холодно и спокойно отвел оружие.

— Наши силы неравны, — сказал он, — берегись меня разозлить.

Бевиль покрылся бледностью при виде шпаги Жоржа на таком близком расстоянии от своей груди. Немного сконфуженный он протянул ему руку, и оба, воткнувши шпаги в землю, стали заниматься только наблюдением главных действующих лиц этой сцены.

Мержи был храбр и хладнокровен. Он обладал вполне достаточными знаниями фехтовального искусства, и его запас физических сил был больше, чем у Коменжа, на котором, повидимому, сказалось утомление предшествующей ночи. В течение некоторого времени он ограничивался осторожными парадами, отступая, когда Коменж слишком приближался, и не переставая угрожать его лицу концом своей шпаги, одновременно прикрывая собственную грудь кинжальной чашкой. Это неожиданное сопротивление раздражило Коменжа; было заметно, как он покрывался бледностью. У человека столь храброго, как он, бледность могла быть только признаком гнева. Он продолжал нападать с удвоенной яростью. При одном из выпадов он очень ловко отбил шпагу Мержи нижним ударом кверху и, напав с настойчивостью, неминуемо пронзил бы его насквозь, если бы не случайное обстоятельство, похожее на чудо и испортившее этот удар: острие рапиры встретило ладанку из гладкого золота и, скользнув по ней, сделало косой укол; вместо того чтобы вонзиться, шпага проткнула только кожу и, пройдя вдоль пятого ребра, вышла всего лишь на расстоянии двух пальцев от входного отверстия шпаги. Не успел Коменж вынуть свое оружие, как Мержи ударил его в голову кинжалом с такой силой, что сам потерял равновесие и упал наземь. Коменж упал одновременно, так что секунданты сочли их обоих убитыми.

Мержи немедленно вскочил, и первым его движением было поднять шпагу, выскользнувшую из рук во время падения.

Коменж лежал неподвижно.

Бевиль слегка приподнял его. Лицо было залито кровью, и, стерев ее, Бевиль увидел, что кинжал проткнул глаз и что друг его убит наповал, ибо клинок глубоко вошел в мозг.

Мержи глядел на труп застывшим взглядом.

— Ты ранен, Бернар? — сказал капитан, подбегая к нему.

— Ранен? — спросил Мержи. И только теперь он заметил, что вся рубашка у него смочена кровью.

— Это ровно ничего не значит, — сказал капитан. — Это скользящий удар. — Он остановил кровь платком и попросил Бевиля дать его платок, чтобы сделать перевязку. Бевиль опустил на траву тело, которое он держал, и подал Жоржу свой платок и платок Коменжа, вынутый из камзола убитого.