Довольно большое количество молодых дворян из протестантов на хороших лошадях рассыпалось по улицам, намереваясь отыскать герцога Гиза и его друзей с целью затеять с ними ссоры при встрече. Тем не менее, первоначально все протекало мирно. Народ, напуганный их количеством, а может быть, и намеренный поберечь силы для другого случая, хранил при их появлении гробовое молчание и виду не показывал, что волнуется, слыша крики: «Смерть убийцам господина адмирала! Долой всех гизардов!»
На повороте одной из улиц протестантская толпа неожиданно встретила полдюжины молодых католических дворян, в большинстве приверженцев Гиза. Ожидали крупной ссоры, но она не произошла. Может быть, благоразумия ради, а может быть, выполняя точные предписания, они не отвечали на оскорбления протестантов, и даже некий молодой человек благопристойного вида, шедший впереди католической группы, подошел к Мержи и, вежливо поклонившись, сказал ему дружеским тоном близкого знакомого:
— Здравствуйте, господин Мержи! Вы, конечно, видели господина Шатильона? Скажите, как его здоровье? Арестован ли покушавшийся?
Обе встретившиеся группы остановились. Мержи знал барона Водрейля, поклонился ему и, в свою очередь, ответил на заданные вопросы. В группах завязались отдельные разговоры, которые продолжались недолго. Встречные разошлись без пререканий, католики уступили дорогу, и каждый пошел восвояси.
Водрейль немного задержал Мержи, так что последний слегка отстал от своих. Кончая разговор и прощаясь, Водрейль, взглянув на седло, сказал:
— Обратите внимание, если я не ошибаюсь, ваша куцая лошадь слабо заподпружена.
Мержи спешился и подтянул у лошади подпругу. Не успел он вскочить в седло, как услышал, что кто-то, незнакомый, крупной рысью скачет за ним. Оглянувшись, он увидел молодого человека из только что встреченной группы.
— Порази меня господь, — сказал он, приближаясь к нему, — если я не был бы в восторге встретиться один на один с кем-либо из тех, кто выкрикнул сейчас: «Долой гизардов!»
— Вам не придется итти далеко на поиски, — ответил ему Мержи, — прикажете быть к вашим услугам?
— Так вы случайно из группы этих негодяев?
Мержи мгновенно приготовился к бою и ударом плашмя стукнул шпагой в лицо этого приверженца Гиза. Тот выхватил седельный пистолет и в упор нацелился в Мержи. К счастью, выстрела не последовало, вспыхнул только затравочный порох. Любовник Дианы ответил врагу сильнейшим ударом шпаги в голову, и тот свалился с лошади, купаясь в собственной крови.
Народ, до той поры бесстрастно наблюдавший происходящее, стал на сторону раненого. Молодой гугенот был осыпан камнями и палочными ударами, и так как всякое сопротивление оказалось бесполезным, он решил хорошенько пришпорить лошадь и умчаться галопом. Желая срезать угол на повороте в другую улицу, Мержи опрокинул лошадь и сам упал, и хотя не был ранен, но не смог подняться настолько быстро, чтобы предупредить толпу, сбегавшуюся вокруг. И вот он стал у стены и начал отражать удары тех, кого могла достать его шпага. Резкий удар дубины сломал ему лезвие, он сам оказался сбитым с ног и едва не был растерзан, когда какой-то францисканский монах, бросившийся в толпу, напавшую на него, закрыл Мержи своим телом.
— Что делаете вы, дети мои? — кричал монах. — Отпустите этого человека, он ни в чем не виноват.
— Да ведь это гугенот! — ответило ему рычание сотни разъяренных голосов.
— Вот и хорошо: отпустите его, чтобы дать ему время раскаяться. Он еще успеет!
Руки, державшие Мержи, тотчас же его отпустили. Он встал, поднял остаток шпаги и приготовился продать жизнь подороже, ожидая нового нападения.
— Оставьте жизнь этому человеку, — продолжал монах, — и запаситесь терпением. Еще немного, и гугеноты пойдут к обедне.
— Немного, немного, — повторяло несколько голосов с досадой. — Нам уже давно твердят, чтобы мы потерпели, а пока что каждое воскресение во время их проповедей их песни смущают честных христиан.
— Ну, что же, — весело продолжал монах, — разве вы не знаете поговорки: «Собака кричит, кричит, а потом охрипнет»? Пусть их повоюют еще немного. Уже скоро, скоро, по милости богородицы августовской, вы услышите, как они поют латинскую мессу. А что касается этого молодого парпайота, то отдайте его мне, я состряпаю из него честного христианина. Идите с миром и не пережаривайте жаркого для того, чтобы съесть его скорее!
Толпа разошлась, ворча, но без малейших обид по адресу Мержи. Ему даже возвратили лошадь.
— О первый раз со мной случается, отец мой, — сказал Мержи, — что ваша ряса, попадаясь мне на глаза, доставляет мне удовольствие. Поверьте моей признательности и соблаговолите принять этот кошелек.
— Если вы назначаете его для раздачи бедным, мой сынок, то, отчего ж, я возьму! Имейте в виду, что я интересуюсь вами. Я знаком с вашим братом и вам желаю добра. Переходите в католичество сегодня же, идите со мною, и дело будет обстряпано в одну минуту!
— Вот за это, отец мой, благодарю вас. У меня нет никакого желания переходить в католичество. Но откуда вы меня знаете, как ваше имя?