Хроники 1340–1350

В то время, о котором я говорю, сир де Корасс вел тяжбу в суде авиньонского папы против одного каталонского священника по поводу взимания церковной десятины с Корасса. Этот священник, пользовавшийся в клире большим влиянием и поддержкой, заявлял, что имеет полное право на сбор десятины с Корасса, размер которой он оценивал сотней флоринов в год. И это свое право он сумел доказать, предъявив соответствующие документы. В итоге, папа Урбан V[1865] своим окончательным приговором, вынесенным в Генеральной консистории, признал законность его притязаний и, осудив рыцаря, утвердил священника в его правах. Получив от папы верительные грамоты и полномочия, священник со всей поспешностью устремился в Беарн. По прибытии в Корасс он представил свои бумаги и на основании папских булл объявил себя главным распорядителем десятинных сборов в корасском приходе.

Узнав о действиях священника, сир де Корасс очень сильно возмутился и вознегодовал. Выйдя ему навстречу, он сказал: «Мэтр Пьер (или мэтр Мартин — смотря по тому, как его звали), вы, кажется, вообразили, что я должен проститься со своими доходами из-за каких-то ваших грамот и булл!? Однако, зная вас, я не верю, что вы и впрямь отважитесь посягнуть на мою собственность, ибо за это вы непременно поплатитесь жизнью. Так что отправляйтесь-ка домогаться бенефициев в другом месте: в моих владениях — усвойте это раз и навсегда — вам не перепадет ничего!»

Священник испугался рыцаря, ибо видел, что тот разгневан не на шутку. Не смея больше упорствовать в исполнении задуманного, он смирился и решил вернуться в Авиньон или в свою страну. Так он и поступил. Однако перед самым отъездом священник явился к сеньору де Корассу и сказал ему: «Сир, лишь уступив вашей силе, но никак не законным правам, я вынужден отказаться от того, что причитается моей церкви. Таким образом, вы взяли на душу великий грех. Конечно, я не столь, как вы, влиятелен в этих землях, но знайте, что при первой же возможности я пришлю к вам своего заступника. Такого заступника, который испугает вас намного больше, чем это сделали вы со мной!» Не придав никакого значения этим угрозам, сир де Корасс сказал: «Ступай, ступай себе с Богом. Делай, что можешь. Я испугаюсь тебя скорее мертвого, чем живого. И уж наверно, из-за твоей болтовни я не лишусь своего достояния».

С тем и ушел священник от сира де Корасса. Потом он вернулся то ли в Каталонию, то ли в Авиньон — я точно не знаю. Однако своих угроз он предавать забвению отнюдь не собирался. Спустя три месяца, когда сир де Корасс уже думал о нем меньше всего, в Корасский замок налетели невидимые посланцы — налетели прямо туда, где рыцарь спал на ложе вместе со своей женой. И стали они бить и швырять все предметы, встречавшиеся им на пути, да так, словно хотели все полностью разрушить. Кроме того, они наносили столь мощные удары в дверь рыцарской спальни, что даму, лежавшую в постели, обуял смертельный ужас. Между тем рыцарь тоже прекрасно слышал весь этот грохот, но, не желая подать вида, что испугался, не проронил ни звука. Обладая изрядной смелостью, он был готов к любым приключениям.

Буря и грохот царили в разных местах замка довольно долгое время, а потом стихли. Когда же настало утро, все слуги дружно пришли к рыцарю в обычный час его пробуждения и спросили: «Монсеньор, вы слышали этой ночью то же, что и мы?» — «Нет, — ответил, притворяясь, сир де Корасс, — а что вы слышали?» Тогда ему рассказали, что какой-то странный ураган пронесся по его замку, перевернув и разбив всю посуду на кухне. Однако рыцарь лишь рассмеялся в ответ, сказав, что им всё пригрезилось, и это был обычный ветер. «Бог свидетель, — молвила его жена, — я тоже явственно слышала этот шум».

Когда же настала следующая ночь, вновь налетел этот вихрь и поднял еще более дикий шум, чем прежде. С ударами страшной силы ломился он в дверь и оконные ставни рыцарской спальни. Наконец, будучи уже не в силах сдерживаться, рыцарь вскочил поверх постели и, обращаясь к неведомому гостю, прокричал: «Эй! Кто ломится в мою спальню столь поздним часом!?» И тут же ему ответили: «Это я, это я!» — «Кто тебя сюда прислал?» — спросил рыцарь. «Я послан сюда каталонским священником, которому ты нанес великий убыток, заставив отказаться от прав на его доходы. Поэтому не будет тебе покоя, пока ты с ним по-доброму не рассчитаешься к его полному удовлетворению». — «А как тебя звать, такого усердного посланца?» — «Меня зовут Ортон». — «Слушай, Ортон, — сказал рыцарь, — служить какому-то клирику — пустое дело. Если ты ему доверишься, он тебя вконец загоняет. Я тебя прошу, оставь его с миром и переходи на службу ко мне. А уж я-то тебя не обижу!»

Ортон сразу нашелся с ответом, ибо рыцарь ему приглянулся: «Ты и вправду этого хочешь?» — спросил он. «Конечно! — сказал сир де Корасс. — Но лишь при условии, что ты не причинишь вреда никому из моих домочадцев. Только в этом случае я смогу к тебе хорошо относиться, и между нами будет полное согласие». — «Куда там! — ответил Ортон. — Я не в силах причинять иное зло, кроме как тревожить и нарушать твой покой, или же покой других людей, когда они охотней всего поспали бы». — «Делай то, что я говорю, — сказал рыцарь, — и мы славно поладим. И брось немедленно этого злобного, пропащего клирика. Добра от него не дождешься, а хлопот и забот — сколько угодно. Служи лучше мне». — «Раз ты этого хочешь, — сказал Ортон, — я согласен».

Сеньор де Корасс до того полюбился Ортону, что он стал его навещать почти каждую ночь. Если Ортон заставал господина спящим, то принимался трясти его подушку или громко колотить в оконные ставни и дверь рыцарской опочивальни. Тогда разбуженный рыцарь говорил ему: «Ортон, дай спокойно поспать, я тебя прошу». — «Не дам, — отвечал Ортон, — пока не выслушаешь мои новости». По началу, во время этих бесед жену рыцаря охватывал такой ужас, что все ее волосы вставали дыбом, и она пряталась под одеялом. Меж тем рыцарь спрашивал: «Итак, какие новости ты мне нынче расскажешь? Из какой страны ты явился?» Ортон отвечал: «Я прибыл из Англии (или из Германии, Венгрии или какой-нибудь иной страны). Я отбыл оттуда вчера, и случились там такие-то и такие-то вещи». Таким образом, через Ортона сир де Корасс был осведомлен обо всем, что творилось на свете. Эта их связь продолжалась пять или шесть лет, но почти с самого ее начала рыцарь не удержался и открылся графу де Фуа при обстоятельствах, о которых я вам сейчас расскажу.

В первый год службы Ортона сир де Корасс приезжал ко двору графа де Фуа в Ортез или в другое место и говорил ему при встрече: «Монсеньор, знайте, что то-то и то-то случилось в Англии (или в Шотландии, Германии, Фландрии, Брабанте или каких-нибудь иных землях)». Потом граф де Фуа убеждался в правдивости слов рыцаря и очень дивился, откуда к нему поступают эти сведения. И вот однажды граф так пристал к нему с расспросами, что сир де Корасс был вынужден рассказать, как и от кого он узнает все новости, а также о подробностях своего знакомства с Ортоном. Узнав истину, граф очень обрадовался и сказал: «Хотел бы я иметь такого посыльного! Совершенно бесплатно вы узнаете правду обо всем, что творится на белом свете! Сир де Корасс, берегите вашу с ним дружбу!» — «Монсеньор, — ответил рыцарь, — я постараюсь».

Ортон служил сиру де Корассу довольно долгое время. Я не знаю, имел ли он еще каких-нибудь хозяев. Однако два или три раза в неделю он непременно наносил рыцарю ночной визит и рассказывал новости обо всем, что творилось в тех землях, где он побывал. А сир де Корасс, в свою очередь, описывал эти новости в срочных донесениях к графу де Фуа, который очень им радовался, ибо нет на свете сеньора, более охочего до вестей из чужих земель.

Но вот случилось однажды, что сеньор де Корасс и граф де Фуа весело беседовали об Ортоне и его повадках. «Сир де Корасс, — спросил граф между делом, — доводилось ли вам хоть раз видеть вашего посыльного?» — «Клянусь честью, монсеньор, ни разу, — ответствовал рыцарь, — да я никогда и не приставал к нему с этим». — «Не приставали? — сказал граф. — Вот удивительно! Будь он расположен ко мне столь же хорошо, сколь и к вам, я бы непременно уговорил его показать себя. И я вас прошу, чтобы вы постарались это сделать, а потом описали мне его облик и форму. Помнится, вы говорили, что он изъясняется на гасконском не хуже нас с вами?» — «Ей-богу, — сказал сир де Корасс, — это правда. Он говорит на нем так же хорошо и красиво, как вы. И, клянусь честью, я постараюсь его увидеть, раз вы мне это советуете».

В одну из последующих ночей сир де Корасс лежал в опочивальне на кровати вместе со своей женой, которая к тому времени уже совсем свыклась с голосом Ортона и слушала его без всякого страха. Вскоре туда явился и сам Ортон, который первым делом выдернул подушку из-под крепко спавшего сира де Корасса. «Это еще кто?» — спросил немедленно пробудившийся рыцарь. «Ортон, и никто иной!» — прозвучал ответ. «И откуда ты взялся?» — «Я вернулся из Праги, что в Богемии. Римский император скончался[1866]!» — «Когда это случилось?» — «Позавчера». — «А сколько дней пути отсюда до богемской Праги?» — «Сколько? — сказал Ортон, — Дней шестьдесят, не меньше». — «И, тем не менее, ты сразу оттуда вернулся?» — «Конечно! Я ведь ношусь как ветер, а то и быстрее!» — «У тебя что, крылья?» — «Разумеется, нет!» — «Тогда почему ты можешь перемещаться так быстро?» — «А вот это уже не ваша забота», — отрезал Ортон. «Ошибаешься, — возразил рыцарь, — я бы весьма охотно поглядел на тебя, дабы знать твою форму и облик». — «Эти вещи вас не касаются, — повторил Ортон, — довольствуйтесь тем, что, имея возможность меня слышать, вы получаете точные сведения о дальних странах». — «Честное слово, Ортон! — сказал сир де Корасс, — я полюбил бы тебя больше прежнего, если б только увидел!» — «Что ж, — сказал гонец-невидимка, — коль скоро вы так страстно желаете на меня поглядеть, то будь по-вашему: первым предметом, на котором вы задержите свой взор, соскочив завтра утром с постели, буду я». — «Этого будет вполне достаточно, — согласился сир де Корасс, — ладно, ступай. Я даю тебе отпуск на эту ночь».

Следующим утром сир де Корасс стал подниматься с постели, но его жена была столь напугана, что даже сказалась больной, лишь бы совсем не вставать в тот день. Когда же рыцарь начал настаивать, чтобы дама все-таки поднялась, она ему возразила: «Но ведь тогда я увижу Ортона, а мне, с божьего дозволения, вовсе не хотелось бы видеть его и, тем более, до него дотрагиваться». — «Именно это я сейчас и сделаю», — ответил рыцарь. Тут он совершенно хладнокровно соскочил с ложа и, усевшись на его приступок, оглядел комнату. Разумеется, он надеялся сразу увидеть Ортона, но не заметил и намека на его присутствие. Тогда, подойдя к окну, рыцарь отворил ставни, дабы лучше осветить опочивальню, но так и не нашел ничего такого, про что он мог бы сказать: «Вот он — Ортон!»

День прошел, и ночь наступила. И вот, когда сир де Корасс уже улегся в постель, вновь прилетел Ортон и по своему обыкновению затеял разговор. «Иди, иди отсюда, пустомеля, — промолвил рыцарь, — минувшим днем ты должен был себя показать, но так и не появился». — «Разве? — сказал Ортон, — я сделал это!» — «Видит Бог, что нет, насколько я знаю». — «Разве не наблюдали вы, соскочив с постели, некоторой странности?» Тут сир де Корасс поразмыслил немного, а потом его осенило: «Точно, — сказал он, — сидя на приступке и думая о тебе, я вдруг увидел на полу две длинные соломинки, которые кувыркались и танцевали друг с другом». — «Ну да! — сказал Ортон. — Ведь это я и был! Просто я принял такую форму». — «Ей-богу, этого мало, — сказал сир де Корасс, — я прошу тебя принять другую форму — такую, в которой я смог бы тебя приметить и узнать». — «Вы добьетесь того, что мое терпение лопнет и вы меня потеряете, — ответил Ортон. — Вы требуете слишком многого». — «Что ты! — сказал рыцарь. — Я не стану тебя донимать! Не сердись! Вот если б только мне один-единственный раз взглянуть на тебя в твоем истинном обличии, то я бы уже никогда не заикался об этом». — «Ладно, — сказал Ортон, — завтра вы меня увидите. Но глядите в оба: первой вещью, на которую вы обратите внимание, выйдя из спальни, буду я, вне всяких сомнений». — «Договорились, — молвил сир де Корасс, — а теперь ступай. Я тебя отпускаю, ибо мне нужно поспать и отдохнуть». И Ортон улетел.

На следующий день, в третьем часу, сир де Корасс поднялся с ложа и подобающим образом оделся. Затем, покинув опочивальню, он вышел на открытую галерею, которая смотрела во внутренний двор замка. И первое, что он увидел, бросив свой взгляд во двор, была свинья невиданных доселе размеров. Однако она была такой худой, что, казалось, состояла лишь из костей да плешивой шкуры. Ее большие, длинные уши[1867] свисали вниз и были совсем изодраны, а морда с длинным, заострившимся рыльцем выглядела изнуренной от голода.

При виде этой свиньи сир де Корасс испытал великое удивление. Однако он смотрел на нее без всякого удовольствия, — такой она ему показалась уродливой и противной! Поэтому он приказал своим людям: «Эй, живо спустите собачью свору! Я хочу, чтоб эту свинью затравили и съели!» Слуги поспешили отворить псарню и спустили собак. Тут свинья издала истошный вопль и пристально посмотрела на сира де Корасса, который стоял перед своей спальней, облокотившись о перила галереи. С того момента свинью больше никто не видел, и никому не известно, что с нею сталось, ибо она растаяла в воздухе.

Между тем сир де Корасс в глубокой задумчивости вернулся к себе в покой, и там на него нашли воспоминания об Ортоне. «Полагаю, — сказал он жене, — что я видел сегодня своего гонца. Теперь я раскаиваюсь, что спустил на него собак. Вряд ли мы еще свидимся, ибо он не раз предупреждал, что стоит мне его обидеть — я сразу его потеряю». Он сказал правду: никогда с тех пор не появлялся Ортон в замке сеньора де Корасса. И уже менее чем через год добрый рыцарь скончался. Боже, храни его душу!