Хроники 1340–1350

Так прошла ночь. На следующий день рыцарь велел написать много писем и разослал их самым надежным родственникам своей жены, а также родственникам со своей стороны. И устроил он так, что все они в тот же день съехались в его замок Аржантей. Достойно приняв гостей, рыцарь собрал их в одном покое и объявил причину, по которой они были приглашены. Затем он велел супруге по порядку изложить все обстоятельства случившегося. Ее рассказ вызвал великое удивление. Наконец, рыцарь попросил совета. Ему сказали, чтобы он съездил к своему сеньору, графу Алансонскому, и изложил ему все дело. Он так и поступил.

Граф, очень сильно любивший Жака Ле-Гри, не захотел верить рыцарю. Он назначил день, в который обе стороны должны были предстать перед ним, и пожелал, чтобы дама тоже при этом присутствовала, дабы обстоятельства случившегося были описаны как можно более живо. Дама явилась ко двору графа в сопровождении своей многочисленной родни.

Тяжба была долгой и трудной. Рыцарь выдвинул обвинение и иск против Жака Ле-Гри от имени своей супруги, которая вновь описала все обстоятельства дела. Жак Ле-Гри упорно отвергал обвинение, говоря, что ничего не было, и дама возводит на него напраслину. При этом он выражал крайнее удивление — за что, мол, она его так ненавидит!

С помощью придворных графа Алансонского, Жак сумел хорошо доказать, что в день, о коем шла речь, его видели в замке, в четыре часа. Меж тем граф говорил, что в десять часов Жак находился при нем, в его покое, и, конечно же, он не мог всего за четыре с половиной часа дважды покрыть расстояние в 24 лье и совершить то, в чем его обвиняют. Наконец, желая помочь своему оруженосцу, граф сказал даме, что ей все приснилось. И приказал он своей властью, чтобы этот вопрос закрыли и никогда больше к нему не возвращались.

Однако рыцарь был очень отважен и твердо верил своей жене. Не желая подчиниться графскому решению, он прибыл в Париж и подал иск против Жака Ле-Гри в Судебную палату[1873]. Жак явился по вызову и дал обязательство, что сделает и выполнит то, что постановит суд.

Тяжба между рыцарем и оруженосцем длилась более полутора лет. Их никак не могли примирить, ибо рыцарь твердо верил в то, что ему сообщила жена. А, кроме того, дело получило такую широкую огласку, что он был готов судиться до самой смерти. Из-за этого граф Алансонский очень сильно возненавидел рыцаря и непременно приказал бы его убить, если бы он не находился под защитой Парламента.

Наконец, после долгих разбирательств и обсуждений, Парламент постановил, что, поскольку дама не может привести против Жака Ле-Гри никаких веских доказательств, будет устроен судебный поединок не на жизнь, а на смерть[1874]. И были рыцарь с супругой и оруженосец вызваны в Париж ко дню, назначенному для поединка. По постановлению Парламента смертельный поединок должен был состояться в первый понедельник после наступления 1387 года.

В ту пору король и бароны Франции находились в Эклюзе и собирались отплыть в Англию. Когда новость о готовящемся поединке пришла в Эклюз, король уже ясно видел, что поход в Англию не состоится[1875]. Поэтому он заявил, что хочет видеть бой между рыцарем и оруженосцем. Герцог Беррийский[1876], герцог Бургундский[1877], герцог Бурбонский[1878] и коннетабль Франции[1879] тоже испытывали сильное желание посмотреть на поединок. И сказали они королю, что у него есть основание там присутствовать. Тогда король послал в Париж приказ, чтобы смертельный поединок перенесли на другой день. Разумеется, его приказу повиновались. Затем король и сеньоры вернулись во Францию. Король отпраздновал Рождество в городе Аррасе, а герцог Бургундский — в Лилле. Тем временем все их воины проследовали дальше и разошлись по своим краям, как было велено маршалами. Однако знатные сеньоры направились в Париж, дабы посмотреть на поединок.

Итак, король Франции, его дядья и коннетабль вернулись из Эклюза в Париж. Настал день поединка, каковой пришелся на начало года 1387, если считать согласно римскому обычаю[1880].

Ристалище было устроено на площади Святой Екатерины, за Тамплем. Король и его дядья прибыли на эту площадь, и собралось там столько народа, что трудно себе представить! Вдоль одной стороны ристалища были сооружены большие трибуны, дабы сеньорам было удобно наблюдать за поединком. Оба противника вышли на поле закованные в латы с головы до пят, как надлежало, и уселись в свои кресла. Граф Валеран де Линьи и де Сен-Поль[1881] помогал мессиру Жану де Карружу, а люди графа Алансонского — Жаку Ле-Гри.

Перед самым боем рыцарь подошел к своей супруге, которая сидела там же, на площади, в одной повозке, полностью обтянутой черной тканью, и сама тоже была одета в черное. И сказал он ей так: