Хроники Арехина

— Но ведь это ужасно! Все эти убийства, стрельба, и мы оставили их лежать, как мусор, отбросы…

— Оставили и оставили. Утром сообщим в Чека.

— Я поражаюсь вашему хладнокровию.

— Послушайте, я был на фронте. На моих глазах погибали сотни людей просто потому, что их послали на бойню. И вы хотите, чтобы я переживал из-за бандитов, которые хотели нас убить? Переживал, что им это не удалось?

— Но неужели нельзя было как-нибудь по другому?

— Это в романах Эмара благородные герои оглушают и связывают бандитов, а потом, прочитав пространную нотацию и взяв слово исправиться, отпускают восвояси. Мы с вами совсем в другом романе.

— И все же… Так легко убить двоих человек…

— Во-первых, троих. А во-вторых, со стороны все легко, а попробуйте-ка сами с пятидесяти шагов попасть в бандита, стреляющего в вас. Легко…

— Я не это имел в виду, а нравственную сторону поступка.

— Вас сегодня дважды пытались убить, а вы тревожитесь, нравственно ли сопротивляться убийцам. Какие-то странные у вас представления о нравственности. Если мы погибаем, это ничего, так и нужно, это возвышает, очищает и просветляет, если же погибают наши враги — позор нам и бесчестье.

— Враги сами не погибают.

— А вы бы хотели, чтобы сами? Я тоже бы хотел, да только они не хотят, все норовят нас убить. Нет, Петр Леонидович, вы уж определитесь. Если желаете принять мученическую смерть, то объявите об этом заранее, облачитесь в белые одежды и отойдите в сторонку, чтобы люди не надеялись на вас, не рассчитывали, что им придут на выручку, — Алехин говорил спокойно, не горячась. Чего горячиться, когда за окном глубокая ночь. Спать нужно, а не горячиться. Да он и понимал Капелицу: нелегко вот так лицом к лицу со смертью столкнуться. Вернее, не со смертью, смерть что, дедушка умер — тоже смерть, жалко, страшно, а ничего не поделаешь. С необходимостью борьбы. Вот от борьбы, от схватки, от боя уйти хочется многим. Как один знакомый поэт писал: «В Красной Армии штыки, чай, найдутся, без меня большевики обойдутся».

Дальше Арехин продолжать не стал. Умному достаточно. Позиция обозначена. В конце концов, он не вербовщик, не агитатор.

Молчал и Капелица. Сел, наконец. Угомонился. Начал думать.

— Вот вы сказали — меня сегодня дважды пытались убить.

— Учитывая, что полночь миновала — уже вчера.

— Но дважды?

— Это минимум. Первый раз — ваше недомогание. Исключить, что это была обыкновенная простуда, нельзя, но у меня есть все основания предполагать иное. Отравление.

— Отравление? Но чем? Каким ядом?

— Отравить можно и ядом, и словом, и действием. Инвольтация, к примеру тоже своего рода отравление.

— Арехин, вы же не верите в бабушкины сказки про восковые фигурки?

— Эти сказки я испытал на себе. Не будь бабушки… Впрочем, оставим. Считайте, что вам подсыпали порошок таллия. В таллий вы верите?

— Как в него не верить, если таллий существует.

— Вот и хорошо, сойдемся на этом. А все-таки… Вдруг и товарища Джолли Рэд убили инвольтацией?

— Ну нет, цианидом.

— Вы, Петр Леонидович, видели смерть от цианида? Это опять же в книгах умирают мгновенно. А в жизни даже при самых больших дозах — минуты три-четыре судорог, и многое другое присутствует. Проверено на поле боя, во время войны. Так что оставим синильную кислоту.

— Оставим. Второй раз меня пытались убить в переулке, когда вы перестреляли тех людей. Возможно, бандитов.

— И стрелял, и убил, чего уж слов-то бояться. Бандитов? Врагов, так будет точнее.

— Но зачем я, вы, мы… Зачем кому-то было меня убивать? Устраивать, как вы считаете, засаду? Кто я такой?

— Теперь вы задаете интересные вопросы. Действительно, кто вы, доктор Капелица?

— Я не доктор.

— Формальность, которую пока трудно выполнить в России. Ничего, наладится жизнь, будет вам и диплом, и шапочка… Есть у вас личные враги?

— Какие враги, я не политик.

— Враги ученых гораздо могущественнее врагов политиков. Не всяких ученых, но тех, кто подобрался — или может подобраться — к тайнам, которые другие считают своей исключительной собственностью.

— Этак недалеко и до всемирного заговора олимпийцев дойти, или масонов, атлантов, розенкрейцев…

— Одна из хитрейших уловок дьявола — внушить мысль, будто его нет. Почему вы уверены, что всемирный заговор не существует? Примите его как гипотезу — для начала. Неужели вся ваша жизнь укладывается в рамки привычного и естественного? Неужели вы считаете естественным, что только из-за какого-то сербского студента, да хоть из-за эрцгерцога, началась всемирная бойня?

— То есть вы считаете, что какие-то злые силы существуют?

— У меня есть основания так полагать.

— Сионские мудрецы?

— Ложный след. Возможно, это вовсе не люди.

— Ну… Это, конечно… Демоны, драконы, лешие.

— Когда от геоцентрической системы Птолемея переходят к системе Коперника — это наука, это благо, это прогресс. Но попробуй намекни только, что антропоцентрическая система не есть истина в последней инстанции, сразу попадаешь в мракобесы или в сумасшедшие. Не слишком ли поспешно? Не есть ли это тень заговора? Но я не буду настаивать. Смотрите, думайте.

— Вернемся к главному — в данном случае — вопросу: почему я?