Хроники Арехина

— Все! Все, за исключением чугунной оболочки. Вы, я, приборы, запасы еды, буде таковые понадобятся… Подъемную силу можно увеличить, увеличив массу корпуса, для чего в корпусе предусмотрены места для вставок. В идеале это должен быть свинец, особенно если готовиться к межпланетным полетам, но свинец сейчас идет на другие нужды.

— А топливо? Бензин, керосин, уголь, быть может?

— Какое топливо? Я ведь объясняю, принцип гравиплавания сродни принципу плавания по воде. Паруснику нет нужды в двигателе, его держит на воде архимедова сила, а паруса надувает ветер. Мой дирижабль держит сила отрицательного притяжения, а в паруса дует всемирная гравитация.

— Кстати, а где здесь паруса?

Инженер вздохнул.

— Паруса — это гравимагнитное поле, его производит генератор, представляющий собой комбинацию магнитов. Глазами поле не видно.

— А потрогать можно?

— Тоже нельзя. Но компас покажет.

— Понятно, — Арехин постарался вложить в одно слово всю проницательность Третьего Интернационала. — Значит, компас. Как ваше мнение? — он церемонно повернулся к Капелице.

— Какое уж тут мнение. Стоит комод, на комоде бегемот…

— Когда мою статью опубликуют, вы, Петр Леонидович, сможете высказать свое компетентное мнение на страницах любого научного журнала. Или вам предпочтительнее газета «Правда»?

— Мои предпочтения не играют никакой роли. Просто поднимите своего бегемота в воздух хоть на вершок, хоть на дюйм, и я признаю, что ничего не смыслю в науке и вернусь на студенческую скамью — учиться, — Капелица взял на себя роль наивного простака. Очень мило.

— Учиться? Где?

— Где сумею. Хоть в Кембридже.

— Губа у вас, Петр Леонидович, генеральская. Умеете выбирать проигрыш.

— Стараюсь.

— Идемте, посмотрите, что и как. Вдруг и сами надумаете подняться в воздух.

Обойдя притупленный нос огурца (или это корма?) — они вышли на другую сторону чугунного переростка. Вот и дверь, вернее, люк — круглый, сантиметров семьдесят в диаметре, откинутая дверца на чугунных петлях. Лезть внутрь не хотелось совершенно. Да и не нужно.

Из темного провала показалась голова в картузе:

— Дядя Андрей! Магнитное возмущение с севера! Ой!

— Не Ой, а товарищи из Коминтерна, из самой из Москвы — поправил новоявленный дядя Андрей.

Голова скрылась в утробе чугунного огурца.

— Племянник? — поинтересовался Арехин.

— Помогает… — неопределенно ответил Рагозинцев. — Видите, магнитное возмущение. Это аналог шторма, баллов так на пять, на шесть.

— Вы хотите сказать, демонстрации не будет?

— Ведь шторм! Сорвет паруса, они у меня пока непрочные, не с чего прочные-то шить, средств недостаточно. А без парусов, без управления начнет мотать по волнам притяжения, словно гиря на цепи… Нет, давайте подождем.

— У моря погоды?

— Что ж делать…

— Эй, есть здесь кто?

Кричали громко, уверенно, по-командирски. Еще бы. Голос-то знакомый. Только утром расстались с командующим армией, фронтом, а в будущем, как знать, может быть и всеми вооруженными силами республики.

6

— Вы знакомы с Михаилом Николаевичем? — спросил Арехин инженера, используя последние секунды превосходства. На фоне комфронта кто он для инженера? Песчинка, атом, конь на краю доски…

— Он со мною знаком, — отрывисто проговорил Рагозинцев, торопясь обогнуть чугунного монстра.

Капелица за ними не спешил, напротив, подошел к дирижаблю вплотную. Знает, что делает, ученого учить — что зубы лечить.

Еще сюрприз: комфронта был не один. То есть пять красноармейцев, идущих рядом, картины не портили, есть и есть, по должности положено. Тимка тоже. Но вот камрад Розенвальд… Неужели он имел в виду именно этот завод, Михайловский? Нет, не случай свел их в штабном вагоне. А если и случай, то из особой копилки судьбы, случай, который берегут для особых моментов.

Они сделали вид, будто и не расставались утром. А ведь и в самом деле не расставались, в смысле — не прощались, дел у комфронта много, куда прощаться… да и с кем, откровенно говоря… Комфронта — фигура значительная, Арехин или Капелица в сравнении с ней полупешки, съедят — никто и не вспомнит, разве что новоявленная жена всплакнет. И то, разбери поди, будут эти слезы горьки или просто солоны…

— Значит, и вы пришли посмотреть на диво дивное, — сказал комфронта.

— Затем и послали, посмотреть, разобраться, принять решение…

— В Коминтерне поспешили. Аппарат разрабатывают военные, нам и принимать решение.

— Военные?

— Конечно. Мы обеспечил кое-какие средства, охрану, пайки. Не святым же духом все это делается.

— А в чем, позвольте спросить, состоит ваш интерес?

— Как в чем? — удивление комфронта было непритворным. — Дюжина подобных бронелетов позволит сокрушить воздушный флот любого противника. В будущей войне владыка воздуха станет владыкой мира.

— Вот как? Война — это та же политика, не так ли? Не стану говорить, кто направляет политику, военные или партия. Вы и сами знаете, кто. Впрочем, прежде чем спорить, кому принадлежит золотое яичко, давайте убедимся, что оно золотое.