Хроники Арехина

Какую горку объезжали, неведомо, только заехали уже в совершенные трущобы. Домики кривые, подслеповатые, улицы загажены донельзя, но людей раз — и обчелся. Тревожно без людей. И даже собак нет, что еще тревожнее. Город без собак смертельно болен. Собаки охотно облаивают пьяниц и мелких хулиганов, но перед землетрясением, наводнением или большим пожаром стремительно покидают город. Вот и в памятную октябрьскую ночь семнадцатого года из Петрограда бежали все бродячие собаки. Из Москвы, между прочим, не бежали. И каков вывод?

— Вот что, товарищ, я ваших дорог, горок, обычаев и обрядов не знаю, но учти: если что, первая пуля твоя, — Арехин достал из кобуры маузер.

— Ты бы раньше, барин, грозить начал, а теперь-то чего уж…

— Разворачивайте поскорее, — почуял неладное и Капелица.

— Где уж тут разворачивать, господа хорошие…

И действительно: справа плохонький, но все же забор, слева канава, какие эволюции…

— Быстро, Петр, быстро, — «Леонидович» в спешке потерялся.

Арехин соскочил, махнул рукой Капелице — давай же, ждать тут нечего.

Капелица не спрыгнул, слез — верно, думал, куда и зачем.

— Ходу, — дернул его за руку Арехин, увлекая к забору. Оно и в канаву можно, но у забора тоже ничего, на его фоне их не видно. А им видно все. Во всяком случае, ему.

Извозчик только головой вертел:

— Эй, где вы? Куда?

Отвечать Арехин не стал. Пригнувшись, он мелкими, неслышными шажками стал красться вдоль забора, держа назад, туда, откуда приехали. Капелица, подражая, тоже пригнулся, но шумел за двоих. Ничего, не так уж и плохи их дела. Вот пройдем еще метров двести, а лучше триста, вернемся в места обжитые, цивилизованные, тогда и дух переведем. Или два духа.

Закрытая калитка. Закрытые ворота. Опять забор.

И тут впереди он заметил человека. Оно бы и ничего, в городе все ж, не в пустыне. Только человек сидел на корточках с наганом в руках и настороженно прислушивался к шуму шагов Капелицы. Было до него метров пятьдесят, и, если бы не сумеречное зрение Арехина, разглядеть его не было бы никакой возможности. Равно как и тому их.

Капелица остановился рядом.

— Да что это мы, в казаки-разбойники играем, что ли? — сказал он негромко, но тот, что был впереди, тихонько свистнул. Дал знак? Кому.

— Играем, играем. Вы бы легли, Петр Леонидович, — вот и «Леонидович» и нашелся.

— Как — легли? Куда и зачем?

— Можно тише?

— Зачем ложиться? — прошептал Капелица.

— Чтобы остаться в игре. Прячемся, Петр Леонидович, прячемся.

Капелица лег.

— И — тихо-тихо, — шепотом, на ухо добавил Арехин.

Пересвисты были по оба конца улицы. Свистите, свистите, все деньги и уйдут в свисток. Стемнело настолько, что загадочные личности и прятаться перестали, шли во весь рост. Значит, к первому присоединился еще один. Стало быть, двое. А с другой стороны? Виден один, но непременно должны быть еще. Хорошо.

Он отполз в сторонку от Капелицы, прицелился и выстрелил. С пятидесяти шагов стрелять из маузера для привычного человека дело простое. Только огонь, вырывающийся из дула, слепит и выдает. После каждого выстрела Арехин откатывался в сторону и пережидал, покуда глаза вновь привыкали ко мраку. Противники — что противники, сомнений не было — несколько раз выстрелили в ответ, наугад, в сторону. Даже свиста пуль не слышно.

Но после третьего выстрела Арехина перестрелка прекратилась. Путь к отходу, похоже, расчищен,

Он вернулся назад — уже не ползком, но пригнувшись.

Капелица оставался на прежнем месте. Не убежал. Не уполз. Под глупую пулю не попал.

— Все. Ждем пять минут.

Молодец, не стал спрашивать, кого ждем. Кого нужно, того и ждем.

Небо-то черное. Тучи. Если и дождь еще польет, совсем по-военному станет. Поле боя, оно ведь ужасно грязное, не забывайте, господа романтики.

Вместо пяти минут прошло десять. Нет, никто не ринулся на звук выстрела. Осторожные. Или умные.

Он хотел было сам пройтись по тылам, посмотреть, что и как, но удержался. Вот, собственно, почему вместо пяти минут он пережидал десять. Обдумывал ситуацию.

— Теперь поднимайтесь. Идите молча, кто бы не окликал. Держитесь рядом.

И они пошли по середине улицы. Если кто еще притаился в засаде — примут за своих. Окликнут. Или хоть замешкаются, прежде чем возобновить стрельбу.

Но в засаде никого не было — живых. Один с простреленной головой лежал у забора, другой, тоже с третьим глазом, у канавы. У обоих наганы, оружие простое и надежное.

Капелица близко не подходил, повинуясь знаку Арехина, и потому не мог узнать в лежавшем у канавы знакомца и попутчика, комтоварища Финнегана.

Интересная у нас компания. То умирают, то засады устраивают.

Арехин наскоро обыскал убитого. Никаких бумаг. Только нож в кармане.

Он подобрал и нож, и наганы, отдал Капелице.

— Держите трофеи. И давайте-ка поспешим домой. Кажется, дождь собирается, а здесь извозчика не дождешься. Не та улица.

7

— Вы все-таки постарайтесь уснуть, — Арехин лежал на походной кровати, уступив диван Капелице.

— И вы можете спать? После всего? — Капелица диванного уюта не ценил — ходил по комнате, переставлял на столе стаканы, косился на полуштоф, катал карандаш, размахивал трубкой.

— Могу. И вам советую.