– Что знаешь.
– Хе-хе… Спасибо.
– Всегда рад услужить.
– Учту.
Потапенко предался спорому поеданию румяной жирной курочки и овощного салата, запивая это добро виноградным соком, и украдкой поглядывая на сладкий сдобный пуфик – десерт, лежащий на маленькой глиняной тарелочке, украшенной названием заведения и пущенными по кромке витиеватыми финтифлюшками.
Четверо упёртых ребят слышали их разговор. Лишь только следователи попрощались с хозяином заведения и покинули здание, они стали обсуждать и осмысливать новую информацию. Правда, это ничем им не помогло. И они вернулись к первому событию этого дня. Они обменялись едкими замечаниями по поводу того, что шестеро пижонистых, немного гламурных их сверстников, помигав тормозными огнями машин, поколебавшись на съезде к шоссе, отбыли туда, откуда приехали, а не продолжили начатый путь, – сдрейфили, не выдержали и одной ночи, затосковали, заскучали, почуяв правду жизни, неотступно шагающую за пропащим Русланом, как он – за вечной осенью.
– Получили сполна, – сказал Сёмка, – будут знать, почём фунт лиха. Слишком легко они катились по жизни, всё равно что колобок по тропинке от домика бабушки да в лесок. А в лесу-то – волки!
– А мне их жалко, – сказал Лёшка.
– Ты чего, обалдел? – вскинулся на него Кирилка.
Его поддержала Ритка.
– Ведь они баловни, баловни своих родителей, – сказала она. – У них уже с рождения всё было, они никогда ни в чём не нуждались, они лишь придумывают себе проблемы, прожигают жизнь, ни о чём не беспокоясь – некогда им задумываться и присматриваться. Некогда! – Ритка негодовала, прямо-таки шипела от раздражения. Она испепеляюще посмотрела на Лёшку и, вскинув носик, сердито отвернулась к окну, но губы у Ритки дрогнули, и показалось, что она вот-вот расплачется.
Мальчики сконфузились, упёрли глаза в пустые кружки. Им захотелось заказать ещё пивка, чтобы напустить в голову новую порцию дурмана. Однако, выходило так, что финансы у них, оказывается, не безграничные и даже не резиновые – финансы поют романсы, – не как у этих, которые отчалили восвояси несолоно хлебавши.
– Так им и надо, – процедил сквозь зубы Кирилка.
– И всё же… – начал Лёшка.
– Молчи! – крикнула на него Ритка.
И Лёшка не осмелился противоречить.
Но он мог думать.
«Да, карманы у нас от деньжищ не ломятся, – размышлял Лёшка, – но это не значит, что другим надо желать зла. Наверное, у Ритки за пазухой имеется свой личный булыжник. И она готова швырнуть его в тех, у кого всё легко и просто. Отчего это? Когда это с ней что-то было? А может, она – так просто? Устала уставать? – Лёшка давно знал Ритку. Объединённые общей страстью к экстремальному отдыху, они много чего испытали вместе. Но он до сих пор ничего подобного за Ритой не замечал и не знал о ней ничего такого, что могло когда-то ожесточить её к тем, кто на неё непохож. – Это – призрак, – решил Лёшка. – Это – тоскливые ночные кошмары. Это – тихий шорох опавших осенних листьев. Вот, что это такое». – Лёшка был не далёк от истины. Он понял то, что пока что не поняла сама Ритка. – «Это – тоска».
– Чего без толку сидеть? – нервно сказала Ритка. – Пошли на улицу. Побродим, посмотрим, может, чего увидим.
Мальчики с готовностью поддержали предложение единственной девочки.
– Не удачное начало дня, – произнёс Чвакошвили, присаживаясь за один из столиков.
– Ничего, Тамаз, всё наладится, вот увидишь, всё наладится, – попробовала подбодрить его Лариса, хотя сама уже не верила в наступление лучших времён.
Она села рядом с мужем: он и она – в совершенно пустом ресторанном зале, лишь за стойкой притаился, уставясь в телевизор, Олег.
Мужчина и женщина, оба в чистых белых фартуках, сидели и смотрели в окно, за которым проносились машины.
Олег отнял глаза от телевизора, и почувствовал к ним жалость, и тоже засмотрелся на проносящуюся мимо жизнь.