Хроники частного сыска

Как стало известно Калачу и Батону, тот поехал со знакомыми в Переславль-Залесский. Ребятки остановились переночевать в «Кольчуге». А утром Кирзу нигде не нашли. Комната, которую он занимал в горделивом одиночестве, была пуста. Разобранная и помятая постель – холодна. Одежда аккуратно сложена на стуле: рубашка, пиджак, штаны, носки. Он всегда носил под рубашкой майку – её не было. Не было, оно конечно, и трусов. И не нашли тяжёлых кожаных сапог на высоком каблуке и длиннополого велюрового пальто. Значит, куда бы Кирза ни ушёл, он ушёл в трусах, майке, сапогах и в пальто. Портмоне и телефон остались лежать на ночном столике, под синим абажуром.

Длиннополые велюровые пальто с определенного момента стали особым манерным знаком их троицы, выделяющим их среди толпы, объединяющим их в сплочённую группу – не разлей вода.

Калач и Батон были не на шутку обеспокоены судьбой своего однополчанина, как в шутку они называли друг друга. Как только они нарыли нужные сведения, то тут же отправились в «Кольчугу».

Полиция пока что не знала о пропаже некоего Кирзы: бывшие в ту ночь с Кирзой товарищи убедили Тамаза в ненужности доноса властям о происшествии, мол, они – пацаны конкретные и сами во всём разберутся, без всяких там козлов в форме и при погонах, ты, мол, понимаешь? Чвакошвили понял, и пока молчал.

Эти парни самостоятельно тщательно и упорно искали Кирзу, и никак не могли найти. Действовали они по собственному почину, следуя кодексу честных братков: «Не бросать своих в беде. Не подставляться перед чужими. Не отдавать собрата чужим на поругание. Отвечать за ближнего, если делаешь одно дело».

Но они были не ровней Калачу, Батону и Кирзе. Кирза перехлестнулся с ними случайно, на почве вдруг возникших взаимовыгодных дел. Так что Калач с Батоном особняком, отдельно от них затеяли и повели собственные поиски.

Калач и Батон… Не просто так дали такие клички этим двум представителям человеческого рода. Если они в полной мере и не отражали характер отдельной особи, то уж непременно опирались на её облик.

Смуглокожий Калач, вечно до одури надушенный слащавым одеколоном, сентиментальный и раздражительный, долговязый, сутуловатый, с приплюснутым лицом, как бы вдавленным, с мясистыми щеками, казалось, не мог носить никакую иную кликуху, а только эту, говорящую о его внешнем подобии всем хорошо известному одноимённому хлебцу – калачику.

Высокий, белокожий, мягкий и сдобный на вид, но жёсткий и циничный по характеру, всё одно что поджаренная блестящая корка, к тому же любитель мучного, а в особенности – батонов, – это Батон.

Жилистый, черноволосый и черноглазый, скорый на жестокую расправу до такой степени, что про него говорили: «С живого сдерёт кожу и не поморщится», – решительный, ни перед кем не прогибающийся, никого не допускающий в свой внутренний мир, всё равно что плотная многослойная ткань, пропитанная каучуком и подвергшаяся тиснению, а именно – кирза, таков был пропавший и отыскиваемый персонаж то ли по кличке, то ли по прозвищу Кирза.

Их троица в сезоны дождей или заморозков носила длинные серо-чёрные велюровые пальто.

Ни жена, ни муж Чвакошвили не заметили, как отворилась дверь и на пороге «Кольчуги» появились два антипода с развивающимися на сквозняке полами длинных пальто.

Калач с Батоном одобрительно цокнули языками, скроили рожи, закивали, по достоинству оценивая убранство заведения.

– Солидно, – сказал Батон. – Просто, пасмурно и жёстко. Словно в каком-нить тринадцатом веке. Одобряю. – Он направился к стене, на которой висели две булавы.

– Понравились игрушки? – улыбнувшись, спросил Калач.

– А то. Зацени. – Батон содрал с крепежей средневековое оружие, взвесил в руке.

– Дай-ка мне, – попросил Калач.

– Что… что вы делаете? – выйдя из кухни, закричал Олег.

Калач в одном порыве надвинулся на него, подмял и затолкал обратно в кухню.

– Цыц, хиляк! – сказал Калач.

– Вы кто? – спокойно спросил Тамаз и закрыл холодильник, в котором он проводил маленькую ревизию.

– Мы – те, кто надо, – сказал Калач и грубо усадил Олега на стул возле широкого кухонного стола посреди помещения. – Мы тут с друганом по одному дельцу заглянули, так что нам некогда разводить с тобой тары-бары. За жизнь, мы как-нибудь потом потолкуем. А пока, давай-ка, чернявка, гордый аксакал, орёл высоких вершин Кавказа, валяй, толкуй, а мы слушать, вникать станем.

– О чём? О чём толковать?

– А о товарище нашем, – входя в кухню, сказал Батон, и в руках у него была тяжёлая булава. – О том, кто девять дней назад пропал в твоих нумерах.

– Тамаз, а где?.. – спустившаяся со второго этажа Лариса осеклась, остолбенела, побледнела.

Батон разом крепко ухватил её за руку и швырнул к стулу, на котором сидел посеревший лицом Олег, пуча глаза на непрошенных гостей.

– Что это у нас тут за бабёнка такая? – спросил Калач. Он приблизился к Ларисе и, по-собачьи высунув язык, прикинулся, что пускает по ней слюну и хочет облизать её с головы до пят. – Эка краля. Твоя? Жена, что ли? – Тамаз кивнул. – Ты чо, русофил? Мы вот, кстати, тоже русские. Так что ты люби нас и выкладывай по-чесноку, как оно было.