Хроники частного сыска

Несколько человек лежало на матрасах вдоль стен. Шторы были опущены. В комнате был полумрак. В углу тускло светил торшер с красным колпаком. Откуда-то доносились приглушённые голоса.

Щурясь от рези в глазах, пошатываясь, Пётр побрёл на единственные слышимые звуки. Он туго соображал, но помнил, что с ним пришёл кто-то ещё.

«Было бы хорошо узнать, что с тем человеком, где он?» – подумал Пётр.

Он раздвинул костяшки занавеси, заслонившей дверной проём.

На кухне горел верхний свет.

За столом сидело двое.

Неизвестных.

Они замолчали и повернули головы.

Попав на яркий свет, Пётр зажмурился, прикрыл глаза ладонью и проглянул между пальцев. Один из незнакомцев понимающе протянул ему бутылку пива.

– Не, – отстранил руку Пётр. – Кофе.

Незнакомец указал на стенной шкаф. Пётр его понял и занялся варкой кофе.

За окном брезжил рассвет.

Рабочий день прошёл в чаду. Но впереди была суббота. Пётр справедливо надеялся, как-нибудь извернувшись, ускользнув от знакомцев и дружков с подругами, что умудрится отоспаться.

В шестом часу вечера двигаясь в потоке машин по мосту через Неву, Пётр, взглянув на реку, вниз, словно бы опрокинулся в её недвижимую холодную массу. Пётр пошёл ко дну.

Он мотнул головой. Он выпал из наваждения.

Машины двигались всё также неторопливо.

«Пойду встречусь с возлюбленной». – Пётр уныло улыбнулся, окончательно утвердившись в ближайших планах на вечер. – «Всхрапну часок, другой».

Она не заставила ждать себя или упрашивать. Она явилась сразу, как будто никуда не отлучалась, как будто ждала его возвращения. Она протянула к нему руки. И Пётр – поплыл. Поплыл в своём воображении, уносясь по воздуху, утопая в полноте ласковых, нежных чувств, нахлынувших на него, подавивших его волю, поработивших своей умопомрачительной истомой, – сливаясь с нею.

– Мари! – воскликнул вдруг молодой человек, приближаясь, как ему чудилось, к ней. – О! – И, вспомнив, что в этот момент где-то под ним должна быть тёмная и густая река, добавил: – Лета.

Всё это пришло само и неожиданно сложилось в МАРИ-О-ЛЕТА – Мариолета!

«Ну, конечно!» – обрадовался Пётр.

И… закувыркался, пробуждаясь.

Пётр лежал с закрытыми глазами, стараясь удержать в сознании сон, и всё думал, думал, и передумывал вновь:

«Почему я назвал её Мари? Почему я назвал реку Летой? Это знание, как и положено во сне, пришло само?.. Да. Я их додумал. Или просто взял и придумал. В конце концов это мой сон. Я в нём – хозяин. Ой ли?! Не она ли?.. Она – это плод моего расстроенного воображения. Но она что-то значит для меня. Возможно, это тяга к чему-то потребному. Мой идеал женщины? Пожалуй, что так… Но, Мари!.. И, Лета… Если объединить их, то получается, что всё это имеет какой-то религиозный смысл. Мари – Дева Мария. Кощунство! Почему? Потому что тебя влечёт к этой женщине-девушке. А зачем? Зачем меня к ней влечёт? Вот в чём вопрос! Я ублажён, я смиренен, мне тепло и хорошо при ней – разве это говорит о том, что я хочу её для плотских утех? Вроде… кажется, нет. Я ничего такого не замечаю. И не заметил во сне. Она усмиряет моё сознание, растревоженное дёрганной, неспокойной жизнью. Она хочет примирить меня с самим собой, хочет, чтобы я оставил разгульные шатания-болтания. Остепенился. Да-да. Значит? Она – это не мой идеал женщины? Но, женщина. Всё-таки женщина. Хотя это как раз понятно: я – мужчина, она – женщина. Мне, как мужчине, для спокойствия необходимо присутствие женщины. Вот и всего делов. Ха-ха… Но, Лета? Это же река Забвения в Загробном Царстве. Умирать? (!) Нет-нет! Только не это. Скорее, забыть. Забыть прошлое, накрепко выкинуть его из головы, и всё начать сначала, но… благолепно!.. так что ли??? Перейти эту реку и всё забыть. Соединившись не телами, а душами? Быть с той, которая близка богу. Стать богомольцем? Аскетом? Противостоять соблазнам и… женщинам? Соблазнам – тихонечко, но можно. А вот обходиться без женщин. Они же мне необходимы. Я же – мужчина!!! Разве нет? Всё это творит недосып. Точно! А ещё напряжение. И нервы. Да, ещё алкоголь… и наркота, дурь всякая разная. Это так. Надо, и правда, завязывать. Боюсь… не получится… Сон – это наваждение. Проснулся – и нет его. Но ты есть, и там, и там. И ты всегда неизменен. Что во сне, что в жизни ты всюду один и тот же. Они разные, но ты один. Но жизни больше! И жизнь – штука подконтрольная. А сон – неуправляемый. Что же, кто же, кроме памяти об увиденном по ту сторону, да и то размытой, неясной, поддержит меня по эту сторону? Ай-ай, не справлюсь я. Даже если меня хорошенько напугать. О мирных и ласковых внушениях я даже не берусь говорить – не поможет это».

Расстроенный, но умиротворённый и задумчивый Пётр поплёлся в ванную комнату. Он пустил воду и залез в ванну, закрыл глаза и стал слушать шипение крана и плеск воды.