Хроники Оноданги: Душа Айлека

Знал Кутх слабое место Айлека. Убить его никаких сил не хватит. Был верный способ. Разъединить его с душой. Если она, конечно, была. Тогда с треугольным его мозгом, выделанным в адских печах озера Мичиган. Потом на том же самом месте сломался город Детройт. Справиться будет не просто. Пока армия Айлека перекуривала такой неожиданный финт. Полное растворение в воздусях мышей, салаки и мадагаскарских тараканов из Легиона Свободы, Кутх обратился камчатским слезливым ветром. Промчался мимо волков и кашалотов. Не удержался своротил набок рыло одному наглому чукотскому оленю и оказавшись под брюхом Айлека снова обратился вороном. Сильно хлопнув своими плотными жестяными крыльями, ввинтился в медвежье брюхо. Айлек заорал так, что даже в студии «Пусть Говорят» все замолчали от шока. У Малахова сдуло парик с груди. Медведь завалился на бок. Камчатка заходила ходуном как пальцы утреннего пьяницы а на ее бугристой коже вскочил гнойный прыщ будущая Ключевская Сопка. Из круглой раны хлынула ядовитая черная кровь. Кутх старался не дышать и закрыл глаза. Такая гадость эта кровь Айлека. Хуже самогона из патоки. Кто знает. Пробив тесную нору. Добрался клювом до стенки душевной камеры. Нужно было несколько раз сильно долбануть в одну точку. Айлек катался по земле и мешал сосредоточится. Получилось не сразу. Кровью Айлека успели напиться шакалы. Они успели даже помереть, прежде чем Кутху удалось разбить камеру и вытащить из нее душу. Зажал в клюве и вылетел наружу через спину между девятым и десятым ребрами. Неожиданно медвежья душа оказалась мягкой и теплой. Самое лучшее и правильное было бросить ее тотчас же, чтобы растерзал ее воздух. Но пожалел старый ворон. Поневоле задумаешься об эвтаназии. Взлетел повыше и опустился на Ольхоне острове на озере Байкале. Запер душу в камень в одной из глубоких пещер. Душа не виновата. Она всегда только половинка. Главное, чтобы вторая оказалась приличной. Не обязательно в костюме и галстуке, но обязательно, чтобы в трусах и с крестиком. На обратном пути Кутх высмотрел в Японском море… море, но решил ограничиться мясистым китом. Выхватил его из глубины. Пока Кутх с душой разбирался. Самые жадные крови бесплатной смертельной перепились. То есть все поголовно, порыльно, помордато и порожно. Раненый медведь тупо гонялся за легконогим с поповской бородой Тимати. Без души превратился медведь в того кем и был на самом деле. Тупое, беспросветное злющее быдло. Оно вылезло из берлоги в районе Садового Кольца и пошло терроризировать культурное и мирное пространство Замкадья. Айлек был почти таким. Немногим лучше. Без московского акцента. Между Тимати и жирными кусками китового мяса Айлек выбирал недолго. Сначал съел сам для себя звезду, а потом пошел за кусками, которыми его приманивал Кутх. Он вел его туда что позднее назовут Пенжинской впадиной. Кутх сорвал клювом двухметровый слой земли. Вырыл длинный глубокий тоннель. Бросил туда мясо. Когда Айлек зашел внутрь Кутх бросил ему связку келе болтавшихся на его шее. Для веселья или подевать, если совсем худо будет. Айлека запечатал авачитом. Думал что навсегда.

Навсегда — улыбнулся своим мыслям Бекетов. — Навсегда, никогда, всегда, джигурда — самые бестолковые слова на свете. Как это объяснить. Соединить вместе. Ольхон. Схватка Егора. Танцующий камень. Дед. Мия. Крест Егора. Вечная его обреченность. Будтобыда и Айлек. Будтобыда… Оболочка почти исчезла. Куэро, Кутх схватил все сразу. Мия незнала, Егор незнал. Разве мог он себе представить, что Мия его Мия должна жить с этим грубым вонючим животным. Она капризная, упрямая, но не Айлек. Не может быть Айлеком. Огни за окном погасли. Егор встал. Накинул свою салатовую с капюшоном куртку. Одел петушок с эмблемой московской олимпиады. Забросил за спину вещевой мешок. Все. А больше ничего у Бекетова и не было. Если на улице было зябко, Егор этого не заметил. Прошел себе, поплевывая, мимо этого факта. Буханка стояла за столовой. Дверцу Бекетов вскрыл Мужиком. Куда без него. Забрался на сиденье. Прогрел старорежимный брежневский мотор. Тот пошел хорошо. Не застоялся. Буханка плавно вырулила из-за столовой. Ехать нужно было вдоль русла Летучей почти до Уйчумского тракта. Айлек ушел далеко. Но Егор знал где он. А потому что в каком то смысле он и был Айлеком.

И кому это надо? — в который раз спросил себя Егор. — То что свалилось на него 15 лет назад. Сначала он осваивался. Расталкивал. Разнашивал свою новую сущность. Потом гордился своей необыкновенностью, потом страдал. Но после того как решение принято его не терзали эти мармеладные мысли. Что будет с Мией и все такое. Он делает правое дело. Пусть об этом никто не знает. Познер интервью не возьмет и чипсы Лэйс за миллион он есть не будет. У него своя дорога. Пусть без фонарей и не четырехполосная, а такая как эта камчатская. По целине, а не по карте проложенная. Все… Егор нажал тормоз.

— Выходите. — сказал он. — Старший геолог перестаньте. Мы не в детском саду.

Рулон брезента в салоне буханки зашевелился. Тюменцева сохраняла свой независимый гранитный вид.