Хроники Оноданги: Душа Айлека

— Поэтому сбежал? — неожиданно серьезно спросила Лиза.

— Может… Как вариант.

— Слабак… Она же тебя любит.

Шершаыкин закашлялся.

— Пыли здесь… Надо будет когда выберемся. Метлу из титана на Уралвагонзаводе сконструировать длиной с трассу Читой-Хабаровск. Так вот значит. Рассказать тебе как оно дальше будет?

— Расскажи.

Племянница подползла ближе. Прижалась к Шершавкину. Тот немного прополз вперед. Просунул нос между решетками кровати. Уперся. Так легче было держать голову и начал.

— Значит… — облизал Шершавкин начавшие черстветь губы. — Проснулся президент сегодня в Спасской Башне. Ну туда-сюда. Куранты завел..

— Так это президент делает? И на Новый Год?

— Даешь, кнопа. А кто еще. Не гномы же?

— Вообще то я думала — это специальный человек делает. Часовщик.

— Не сбивай. Значит туда-сюда. Это фамилия японского посла. Пришел. Говорит. Землетрясение у вас на Сахалине, господин президент. А сам от страха свои деревянные сандалеты вместо ног на руки одел. Стучит в них с мысли сбивает. А мысль у нашего президента хоть и одинокая, как Синицина Татьяна из второго подъезда, но великая. Как бы родину нашу родную перед япошкой не посрамить и быстрей его спровадить. В самый ненужный промежуток приперся. Между стаканом и стаканом. Туда Сюда лепечет. Может помощь вам какая нужна. Может Геркулес не кашу а самолет вам послать или гейшеотряд постоянной готовности. И все с ухмылочкой такой знаешь. Ну ты знаешь. Как трудовик дядя Сема Вострецов на косые табуретки смотрит. И это нашему президенту. Утром. В самый непоходящий промежуток. Восстал Борис Николаевич с кожаного кресла в одном пиджаке и трех галстуках. По семейному. Берет вазу дорогущую. Хрясь ее об пол. Потом указ со стола о повышении пенсий ветеранам походов генерала Скобелева в Бухару. Хрясь. Напополам. Ножкой приставной по полу стучит. Ты мне туда сюда. Это не фамилия. Это я плохие слова маскирую. Ты мне. Гаранту и великой державы такое. Подачки. Да ты знаешь туда-сюда. Это уже фамилия. Да знаешь ты что такое Россия. Русь Матушка. Пролежень мировая от Калининграда до Владивостока. Хрясь. Это Борис Николаевич за лепнину золотую на стенах принялся. Зубами грызет. Старается. Ошметки на пол сплевывает. Да мы. Да нам. За величие наше несравненное. Ничего не жалко. Все отдадим. Ничего не пожалеем. Чтоб подачки ваши буржуйские. Медвежий Бор. Вот вам а не Медвежий Бор. Еще чего. Сами справимся. Хрясь. Это Борис Николаевич. Туда сюда именным своим портретом с Майклом Джексоном наградил. И Георгиевской залы не потребовалось. Прямо в кабинете на шею одел. Туда Сюда с портретом на бритой башке убрался посрамленный. Только Борис Н колаевич к сейфу подкрался. Где в ядерном чемоданчике мерзавчик заветный, а тут председатель Государственной Думы на Жириновском въезжает. Тормозит Владимира. Из Вольфовича выходит.

— Слышали, Борис Николаевич про Медвежий Бор. А там ведь Шершавкин.

— Шершавкин? Как Шершавкин. Это который?

— Да тот самый.

— Тот самый, который?

— Да нет же. Который это Который. А то Шершавкин.

— Вот оно что. Шершавкин. Да чего же это я сижу. А позвать ка сюда полиграфический комбинат Гознака. Я указ прямо на пятитысячных писать буду. Их еще нет. Но будут. Бросить Балтийский Флот на помощь Медвежьему Бору. Весь. И потянулся Балтийский Флот от линкора до самой последней подводной лодки от Балтийска на Сахалин.

— И скоро будут? — спросила Лиза.

— Если монголы с лошадьми не обманут. В два дня управятся.

Шершавкин почувствовал легкий толчок.

— Все ты врешь. Как всегда.

— Еще чего… Делать мне больше нечего.

Лиза помолчала, а потом сказала. — Это хорошо, дядя. Что ты такой врун.

— Оп-па. Это почему же?

— С тобой не страшно.

— Это кнопа ты верно. Со мной не страшно.

«А вот мне так очень» — Шершавкин добавил про себя. Он попробовал скользнуть рукой и погладить племянницу. Ему это удалось.

ГЛАВА 15 ОШИБКА КУТХА