— Понимаю. — порыжевшие глаза покрылись большими слезами.
— Да что же ты делаешь! — крикнул Егор. — Мия! Что же ты мне душу мотаешь.
Харитон Семенович жалостливо дрогнул подбородком. Накинул на голову старую пахнущую Шипром кепку и пошел в лес. Егор видел как сквозь сутулую длинную черную спину начало проступать полосатое сигаретного дыма небо и худые болотистые деревья, пока старик не исчез полностью без остатка. Егор развернулся и пошел к станции. На платформе его ждала Мия. Эта самая оболочка. Именно ее Егор представил участникам Пенжинской экспедиции, как Мию. Оболочка продолжала сидеть на краю кровати и читала книгу, качая ногу в розовом сланце.
Жить этой оболочке оставалось недолго. Егор похлопал ее по плечу. Нужно было собираться. Вытащить свою Мию пока тупой узкий мозг Айлека окончательно не подчинит ее своей воле. Егор снял качающийся сланец, потом второй. Забрал книжку и разложил облочку на кровати и прикрыл одеялом. К утру ее не будет. Егор ногой подтянул табуретку и сел у окна. В потолке светила обернутая газетным абажуром слабосильная лампочка. Свет от нее давил и накрывал всю комнату полупрозрачной кисеей. Предметы, стены, все было с размытыми границами и виделось Егору как одна плоская двухмерная картина, где лишь он, по внутреннему убеждению, оставался во всех отношениях выпуклым. Таким и следовало оставаться. Вместо черной плотной с бликами крышки, во что несомненно превратилось оконное сткело, если бы лампочка светила нормально, Егор видел смутные неподвижные тени разгромленного двора. Он ждал, пока погаснут огни. Тогда можно будет спокойно выдвигаться. Есть нормальная почти анигилированная буханка. Если Айлек не ушел далеко. Если… Придется как всегда положится на Мужика. Егор погладил ручку ножа. Значит сейчас пока есть время. Егор поставил на высохший солончаковый подоконник вскрытую банку с томатными кильками. Закурил. Свои закончились. Разжился у Барклая ленинграддским Беломором. Чистое золото. Вкус мягкий, с кисло-сладкой окантовкой. Дым плотный белый из видимых стелющихся одна на одну ровных нитей со слегка взлохмаченными концами. Одним словом красота. Но сейчас не об этом… Пока время. Разложить все по полочкам. О чем говорил старик Куэро. Значит о чем там… Все из-за Камчатки. Кутх — черный мудрый ворон бросил в океан землю и получилась Камчатка. А что? Ни чем не хуже теории литографических плит. Доказательная база почти одна и та же. Там Вестник Симпозиума геологов, здесь Сказки Крайнего Севера. Это поискать нужно эту разницу. Так… Чего там… Получилась Камчатка. И много лет жили все как при коммунизме. Все как бы было. А чего не было? Троцкого точно не было и докторской по 2:20. Даже по записи. А потом с Севера пришел Айлек. Здоровый белый медведяга. Сначала собрал моржей да тюленей. Объяснил им политику. Чего ж это вы такие здоровые с клыками и животами в эту мелкоту ужимаетесь? Каждый место свое знать должен. Тогда и бананы на Камчатке расцветут и «Деньги Мигом» по 25%в час. Вот как надо. Айлек открыл пасть величиной с доменную печь Завода Ильича в Мариуполе. Вытащил язык шириной с Кутузовский проспект и слизал с камчатского неба серую кашу дождевых облаков вместе с перелетным клином. Жирные глупые моржи и тюлени радостно захлопали в ласты и вцепились друг другу в животы и прочие холки. И наступило на Камчатке то чего никогда не было, но везде вокруг давно было. Реаль политик и боярышник с метилом. Нашлись, конечно, не согласные, не те кто жрет, а те кого жрали. Их, конечно, бы сожрали, если бы не Кутх. Он объединил всех. Призвал в помощь Шикотан и Хобамаи. Итуруп не пошел. Держал нейтралитет как и положено заморской ленивой скотине. Бились вокруг Чай Озера — энергетического центра Камчатки. Кто его захватит того и будут камчатские тапки. По хорошему шансов у армии Кутха никаких и не было. На той стороне у Айлека вся сила. Клыкастая, лохматая, блохастая, мясная Красная Книга. Волки рыси медведи песцы киты кашалоты и певец Тимати до кучи. У Кутха всякой шелупони. Черным-черно. А толку. Хамса, лососи, мыши-полевки, белки, ежи, трясогузки и воробьи. Посмотрел Кутх на свою армию. Услышал заливистое веселое ржание, блеяние, рычание и ладаседание. Снова взглянул на своих. На это птичье чирикание, мышиный писк, рыбье ротооткрывание, лягушачье жабропузырение. Так тошно Кутху стало. Взлетел он в небо и камнем рухнул вниз. Тюкнул клювом в бритую башку Блэк Стара.
— Заткнись ты! — прокаркал ворон хрипло. Вернулся к своим и демобилизовал свое войско.
— Идите — сказал он. — Домой. В норы свои. На болота и гнезда. Я не Айлек. Я воздухом дышу а не кровью. Я эту Камчатку заварил. Мне и хлебать.