Хроники полёта на Марс 2078. Воспоминание

О дедушке много рассказывал Павел Арсентьевич, брат деда. Часто после войны они оставались подолгу в каком-нибудь баре и выпивали по бокалу, а то и до трех литров пива. Брат часто рассказывал, как дед производил вылазки с подчиненными при окружении их лагеря, как попал в плен. Деду постоянно везло, ему при боях во все же развязавшейся третьей мировой войне попался гуманный офицер. Китайцы, с которыми велись бои не меркантильный народ. Всегда относились к России с уважением. Правда, когда российские войска находились на территории Китая, все почему-то ухудшалось. У социально-коммунистического Китая кончилось терпение к повадившим в их края уже на протяжении ста лет приграничных соседей из восточной России. Эти социалистические иноземцы всерьез и на смерть решили вступить в боевые споры. завязав мировой спор о границах заявив о притеснении их американской коалицией. Заодно присвоить земли обратно, когда-то принадлежавшие их предкам при царской России. Так вот и пришлось деду вновь вспомнить об автомате. А до этого, отслужив в двадцать один год шесть месяцев рядовым, после освобождения мест от террористических укреплений дед окончил вуз. И спустя двадцать лет ему довелось уже самому командовать отрядом из трех человек при стычке с индийскими колонизаторами, учинявшими бунты, собственно явившиеся причиной к третьей мировой войне.

Спустя еще два часа после того, как они оказались в неизвестном месте, Волон полностью отрешился от реальности. Оказавшись для себя в каюте корабля, он лег, чтобы заснуть, несмотря на то, что часть шапочки его внутреннего комбинезона под скафандром была окутана пылью и остатками пемзы, и костюм его выглядел слегка потрепанным. Голод проявлял ощущение пустоты в животе, урчал, ослаблял тело, располагал к забытью. Ястребов, опираясь рукой на свод стены, наблюдая за коллегой, вскоре сам принял сидячее положение, закинув одну ногу за другую. Углубился в свои мысли. Лингвисту Луалазье, напротив, надоели бессмысленные думы. Прогуливаясь по пещере, он попытался вспомнить какой-нибудь из переводов принятых сообщений из глубины космоса прошлого столетия. Но ничего толком на ум не приходило, послания не описывали реальности. А те, которые публиковались в интернете, лишь фальсификация. Они были интересны и важны лишь тем людям, которые всерьез считали, что их похищали инопланетяне либо вступали с ними в контакт.

– Шницель бы сейчас с корейской подливой, – вымолвил после своего долгого молчания Волон.

Он не заметил, что сказал это вслух. Ястребов тут же подхватил мысль товарища, оторвавшись ото сна, словно и не дремал.

– Да, верно, приятель. Мне мочиться уже некуда, а он только о еде, – хотел поднять настроение другу Ястребов, но русские шутки зачастую для западников кажутся ерундой.

Измотанный француз Волон, так же как и всегда, ничего не ответил на колкость русского астронавта. Он по-прежнему молчаливо лежал распластанный, словно небрежно брошенный мешок с картофелем.

– Каакль ккльито, – промолвил Ястребов.

– Что? – спросил его удивленный лингвист.

– Я сказал, вообще-то не мешало бы и перекусить. Это язык майя. Если знаешь, был такой народ, сейчас на месте его поселения Мехико, – пояснил русский.

– А, да, припоминаю, Теночтитлан, его завоевал Фернандо Кортес в шестнадцатом веке, – Луалазье ухмыльнулся.

– Что, что такое, Дом? – спросил Ястребов.

– Да, я изучал историю этого племени. Немного, правда, но мне хватило. Знаешь, давно, еще в девятом году, кажется, вышел фильм про племя майя, снятый кем-то из бывших актеров. Я смотрел этот фильм. Хе, фильм Даниила Хабенского «Из роду и племени» намного лучше и правдоподобнее. Жаль, этот народ немного, хоть и дикари они были, но не глупые.… Ха, ха-ха, – как можно тише засмеялся итальянский астронавт, чтобы не разбудить Волона, но его приглушенный смех казался скорее нервным всхлипыванием ребенка, чем посетившей его минутой радости.

– Что? Что опять? – Ястребов, немало узнавший итальянца за время пребывания с ним, уважал его за исторические знания на вид хоть щуплого и сомнительно до желания к пополнению кругозора человека. О напарнике с невообразимо разносторонне развитым умом, который, как, оказалось, только сейчас открывается в нем, жаль, этого никто не знает, о чем тот может сейчас поведать интересного. Открыть свои потаенные, полные философских взглядов мысли.

– Они сумели надуть весь мир! Андрей, представь всю Землю, это предки папуагвинейского человека! – размышлял лингвист.

– И? – не понимал его Ястребов.

Луалазье с удивлением посмотрел на собеседника. Но не стал укорять его в незнании или забывчивости истории, посчитав это лишним. Лишь растянул губы в улыбке.

– Двенадцатый год, когда кто-то предвещал конец света, – сказал Луалазье.

– Ах да, Доминик, я и забыл, – согласился Ястребов, – конец света…нда… как же, – многозначительно сказал он.

Улыбнулся в ответ итальянцу. Повернул голову и устало прислонился ей к стене, закрыв глаза.

– Нда, – выдавил, задумавшись, Доминик Луалазье.

Его сильно всколыхнули воспоминания. Он оглядывал скрытые в темноте стены пещеры.