Хроники ржавчины и песка

Конечно, ей никто не откроет – ведь внизу никого нет. Только морозный воздух, люки без крышек, ржавые корпусы механокардиоников, наваленные друг на друга, да сумасшедшая пушка, которая плюется молниями в темноту.

Найла пошла назад.

Вдруг за спиной что-то заскрипело. Потянуло ледяным воздухом.

Девочка повернулась.

В холодном лунном свете – темный силуэт. Люк с грохотом захлопнулся, и тень снова слилась с полумраком.

Найла упала на колени, хватая ртом воздух. Она задыхалась…

Фигура подошла к девочке и прижала влажную тряпочку к лицу.

Дышать стало легче. Девочка кивнула головой, показывая своему спасителю, что все в порядке, и сама прижала маску к носу и рту.

Существо отошло на шаг:

– Тебе лучше? – спросило оно на металлоязе.

Найла утвердительно кивнула. Она боялась говорить или жестикулировать – вдруг снова начнет задыхаться.

– Там, рядом с пушкой, тебе не место, – механокардионик расправил спину. – Теперь можешь опустить маску.

Найла неуверенно подчинилась. Повнимательнее посмотрела на существо. Эти черные-черные глаза…

– Кто ты?

Механокардионик не ответил, только встал на колени, взял руку девочки и поднес к дырке в животе, где лежало его единственное сердце.

– Ты можешь узнать меня только так.

Девочка легонько сжала теплую мышцу в руке и почувствовала, как она пульсирует. Широко раскрытые глаза наполнились слезами:

– Это ты?

– Почти.

– Я думала, ты умер, – Найла убрала руку. – И во всем виновата я…

– Это сердце довольно маленькое, – перебил Азур, – когда корабль накренился, на пол съехал пустой корпус и сердце свалилось внутрь, как раз на нужное место.

Губы Найлы тронула слабая улыбка:

– Ты снова можешь ходить? – И посмотрела на руки механокардионика, словно хотела удостовериться, что их две. – Это ты стрелял?

– Ну а кто еще? – Азур скривил жестяное лицо. – Это ловушка, Мизерабль выманивает нас все выше и выше… Нужно снижаться, пока не поздно!

– Повернуть… назад? – с трудом выговорила девочка и снова прижала маску к губам, чтобы набрать воздуха.

– Подыши! У меня есть еще одна для Саргана, но надолго, боюсь, их не хватит.

Опустив голову, Найла глубоко вдохнула через влажную тряпку. Подняла голову и спросила:

– Что это за штука?

– Жабры песчаного тунца. Эти рыбы могут несколько дней плавать в песках, ни разу не поднимаясь на поверхность. Если верить древней легенде, впервые такие маски появились на одном старом корабле, Робредо. Их можно использовать как под песком, так и на высоте, если воздух разреженный. А теперь надо возвращаться на капитанский мостик.

Девочка встала и с отвращением поправила мембрану на лице. Действительно, тряпочка пахла мертвечиной и сыростью – Найла предпочла не думать, чем именно.

Вдруг сверкнула молния, корабль страшно задрожал.

И девочка, и механокардионик повалились на пол.

Азур за плечи поднял Найлу на ноги и, взяв под руку, почти поволок по коридору.

– Уходим отсюда. Нужно сказать Саргану, чтобы поворачивал, иначе будет слишком поздно!

Бахир широко расставил ноги перед штурвалом и повернул колесо до упора вправо, чтобы корабль изменил курс на сто восемьдесят градусов. Нужно встать за кормой Яриссы и закрыть ей все пути к отступлению. Тогда, угрожая пушкой, они просто вынудят корабль подниматься все выше, ближе к неизбежному концу.

Механокардионик усмехнулся – губы растянула улыбка, которая напоминала железо, распоротое консервным ножом. Ему, конечно, повезло, что один глаз все еще видел: ни за что на свете он не пропустит падение Яриссы с такой высоты, когда на борту у нее погаснет последняя искорка жизни… когда выключатся моторы, шестеренки, сердца и все остальное. Наверное, последними корабль покинут Внутренние – они вылетят из трюмов, будто сухие лепестки, которые сдувает ветер смерти. И тогда Ярисса станет лишь камнем в небе, надругательством над всеми законами физики, позором для металла и ржавчины, который надо стереть с лица Мира9 самым естественным способом.

Губы Бахира исказила гримаса.

Ярисса упадет, как самонадеянный гигант, как надменный ангел. Как сбитый из рогатки ромбокрыл. Пролетит со стоном двадцать тысяч футов в кромешной темноте и рухнет на песок.

Этот звук будет отдаваться в трех сердцах Бахира несколько дней. От удара Ярисса взорвется… хлоооп, бууум, бабааааах, и в воздух поднимется песчаный гриб высотой в сотню метров, а обломки разлетятся на тысячи. Пустыня будет биться в оргазмическом удовольствии.

Бахир сжал гнилые зубы: он так сильно вцепился в штурвал, что на ладонях остались вмятины. Мизерабль накренился и начал медленно поворачивать, опасно сбросив скорость – так можно и в штопор уйти. Тени крутились, отблески луны поменяли положение. Нос корабля был направлен на восток, где виднелась рябь фиолетового света, надвое разделяющая небо.

Механокардионик сжал колесо штурвала, будто хотел раскрошить его в своих руках: каждый сантиметр тела пытался облегчить кораблю поворот, суставы заскрипели от напряжения. Он слегка наклонил голову направо.

Вот она, Ярисса. Гусеница, которая так и не стала бабочкой.

«Голова ужасного насекомого».