Палуба накренилась. Задрожала. Заскрипела.
Гарраско поднял глаза. Гигантская решетчатая башня согнулась пополам; верхняя ее часть треснула и какой-то бесконечный миг стояла в нерешительности, а потом с чудовищным грохотом рухнула на палубу.
В Афританию что-то проникло и начало потрошить ее снизу: со слепой яростью кинжала оно пронзало внутренности корабля, вырываясь наверх.
Сквозь искореженную палубу, как зубья вил, вылезли две чужеродные дымовые трубы.
Афритания содрогнулась. Какая-то сила снова затрясла и пропорола ее. Палубы заскрежетали, заскрипели и начали ломаться одна за другой, как звенья разрываемой застежки-молнии.
Перед решающим ударом тру́бы неприятельского корабля отступили на несколько метров.
Гарраско присел на корточки, обхватил голову руками, закрыл глаза, сжал зубы.
Он не знал, сколько так просидел. Но ни на один миг в ушах не затихали стоны Афритании, ее предсмертные выдохи.
Наконец все было кончено.
Повисла гробовая тишина.
Он поднялся. Картина снова изменилась. До самого горизонта простирались залитые красноватым светом руины; рассвет мокрым, гниющим саваном окутывал пустыню.
Посмотрел вверх. Дымовых труб больше не видно: осталось только пустое, израненное небо.
Гарраско сделал шаг вперед, пнув кучу сверкающих осколков. Сел на корточки.
Выбраться из обломков и перелезть на другую палубу, чтобы потом спуститься на песок, будет непросто.
Нет даже чистой поверхности, где бы…
Он постучал снова. Громче. В ладонь впился осколок.
Гарраско закричал.
Стал лупить по железному полу, пока зараженный палец не отвалился. По щекам текли слезы.
В ответ – ни звука.
Кто бы ни жил там, внизу, – больше их не было. Ни Создания. Ни Вании… Их всех
Он выпрямил ноги, стал вглядываться в пустыню. Ничего не напоминало о присутствии Робредо: не было даже следа на песке.
В небе – ни одной птицы.
– А Я? – прокричал он. – А ЯЯЯ?
Обломки вокруг Афритании сверкали на солнце, как драгоценные камни.
– КАК ЖЕ ЯЯЯЯЯЯЯЯ?..
Блики, блики, блики.
– Я ТЕБЕ НЕ НУЖЕН? ОКАЗАЛСЯ НЕ НУЖЕН ТОГДА, НЕ НУЖЕН И СЕЙЧАС? – прохрипел Гарраско.
Сколько лет прошло с крушения Робредо? Двадцать восемь, тридцать, тридцать пять? Он уже не мог вспомнить.
Посмотрел вниз. На песок, которым были засыпаны поврежденные колеса корабля. Преисподняя как раз под ним.
В этот самый момент в небо взлетел гигантский песчаный гриб, заслонивший на мгновение солнце. Гарраско отшатнулся, ударился затылком о переборку и чуть не свалился на труп Вании.
Ржавоед!
Такого огромного он не видел никогда. Фантастически высокий. Сколько же метров – девяносто? Сто?
Облако из песка рассеялось; оно было так близко, что Гарраско почувствовал песчинки на губах, в носу.
Закашлялся.
В пасти ржавоеда что-то застряло.
Скорчившись, он хрипел и стонал.
Мычал, как взбесившийся бык. Отчаянно, душераздирающе.
В носу – запах песка и… «Чего еще?» Вонь заброшенного старья, спертый воздух замкнутого, грязного пространства, запах стухших несколько десятилетий назад рыбных консервов. Ржавчины, прогорклого масла, мертвых вещей.
Того… чем когда-то был Робредо!
Разразившись хохотом, Гарраско подобрал первый попавшийся кусок железа (наверное, это была маска), зарычал и швырнул в ржавоеда, не добросив довольно далеко.
В стебле что-то заклокотало. Из венчика, сжатого в кулак, потоком хлынула пенящаяся слюна и каша из обломков.
Длилось это бесконечно долго; Гарраско казалось, что к скрежету перемолотого и раздробленного металла примешивается детский плач.
Когда ржавоед спрятался обратно в песок, было уже далеко за полдень. Афритания начала вонять, как падаль.
Только тогда Гарраско решил спуститься на дюны, сделал пару шагов, остановился и несколько раз задумчиво подцепил песок носком сапога.
До Мехаратта слишком далеко – пешком точно не дойти, нечего и думать.
У него больше нет ни корабля, ни дома, ничего. Как там говорило Создание? «Сам по себе металл – как песок. Ни на что не годен. Пустая скорлупа…»
Именно мертвецы вращают этот мир, управляют великими кораблями. Прокладывают курс. И отбивают атаки в битве. Поэтому в каждом порту есть колодцы, в которые суда высыпают свою добычу, чтобы перед отплытием снова ее забрать.
Да и сам Гарраско был уже почти мертвецом. Осталась только оболочка. Можно начинать все сначала.
По той же веревочной лестнице, по которой он уже дважды за несколько часов спускался на песок, Гарраско вернулся на Афританию. Захваченный новой мыслью.
Он ничего не мог сделать, пока был жив. Ни птицы, ни металл никогда не станут подчиняться приказам старика. Тем более живого!
Гарраско взобрался на верфь, где было разрушено абсолютно все и творился настоящий хаос. Где острые дымовые трубы Робредо пронзали Афританию, словно зубья адских вил.
Над бездной открывались две пропасти. С острыми металлическими краями. Он не знал, какую выбрать, но не сомневался: большой разницы нет. Выбрал ту, что поменьше – казалось, она уходит глубже, сквозь трюмы, внутрь. Потрогал ногой металл. Края раны.
Посмотрел вниз, во мрак бездны.